Роман межгорья

Некоторое время они сидели молча. Чувствовалось, что многословие врача было лишь проявлением вежливости хозяина. Может быть, этим он хотел сгладить свое удивление, вызванное неожиданным прибытием Преображенского в Намаджан.

Каждый приезд Преображенского к Храпковым вызывал у Любови Прохоровны воспоминания о Ташкенте, о ее теперь уже прошедшей юности. Это было приятное воспоминание. Но с ним было связано и другое, о чем давно уже с удовольствием забыто.

Преображенский появился в Ташкенте в дни грозных сражений гражданской войны. Тогда еще Любовь Прохоровна не знала, кому оказывать предпочтение — красногвардейцам, руководимым легендарным большевиком Фрунзе, или белому офицерству во главе с Анненковым, Дутовым. Офицеры отступали откуда-то из-за Волги. Они говорили жителям городов, что защищают «отечество», а за собой возили советников из английского генерального штаба. А отряды красногвардейцев, постоянно пополнявшиеся рабочими ташкентских железнодорожных мастерских и чайрыкерами из кишлаков, разгромили этих англофильских защитников «отечества». Симпатии Любочки были на стороне победителей. Где-то на Урсатьевской добивали они анненковцев, а в комнате Сони Преображенской, двоюродной сестры Марковской, остался раненый, рыжий, несчастный и совсем неразговорчивый мужчина. Кто он, откуда, на какой стороне воевал, Соня об этом не говорила. Может быть, она и не знала, не расспрашивала его. А выздоровев, он не ушел от Сони. Если судить по акценту — он будто бы латыш. Но со временем речь его выровнялась и акцент пропал. Решили, что он был контужен. Потом он назвал себя инженером. Затем тихо-мирно женился на Соне, точно этим отблагодарил за ее заботы. Правда, и после выздоровления его внешность стала не намного лучше. Отрастил себе рыжие щетинистые усы, разговаривал сдержанно, впрочем слишком открыто хвастаясь своими чувствами к Соне. Настоящую фамилию так никому и не сообщил. Впрочем, может быть, Соня и знала ее. Она разрешила ему носить ее фамилию. Вот так и стал он инженером Преображенским.

— Я, Евгений Викторович, строитель, да кто меня здесь знает? На солидное строительство без рекомендации и в наше… доброе время не принимали.

— Все это мелочь, уверяю вас, Виталий Нестерович. Это было когда-то, будем говорить «в наше доброе время», но тогда и отношение к специалисту было иное. Не инженера принимали на службу, а рекомендацию. А сейчас — лишь бы у вас знания были.

— Вы прямо на глазах растете, добрый мой Евгений Викторович. Разумеется, вступаете в партию?

Преображенский, заметив, с каким удивлением посмотрел на него Храпков, тотчас умолк, точно его кто-то одернул. Он немного смутился и заговорил уже другим тоном:

— Я, собственно, хотел поговорить с вами о новом строительстве, которое начинается в Голодной степи по решению правительства. Вам виднее, Евгений Викторович: это что-то реальное или так, только постановление для устрашения международной буржуазии?

— Абсолютно реальное строительство. Уже работает изыскательская экспедиция, готовятся помещения для строительного управления. Вы, может быть, этого и не чувствуете, а у нас в исполкоме, знаете, как в улье гудит, только об этом и толкуют.

— Вот на это строительство я и хотел бы поступить. Конечно, я и сам устроюсь куда нужно. Но… будет лучше, если кто-нибудь за меня хоть слово замолвит и я не приду к ним новичком, фамилию которого они услышат впервые из моих же уст.

— Да ради бога! — успокоил его Евгений Викторович. — Завтра же замолвлю словечко в исполкоме, если это вас так волнует… А что касается реальности строительства, вы просто удивили меня.

— Евгений Викторович, знаете, это не то чтобы недоверие или… Вы, разумеется, разрешите мне в вашем доме говорить искренне?

— Пожалуйста, — с еще большим удивлением ответил ему Храпков, взглянув на жену, будто призывая и ее засвидетельствовать благосклонное расположение их к мужу Сони Преображенской. Ведь Соня их благодетельница, пригревшая у себя сиротку Любовь Марковскую.

— Итак, поговорим о строительстве. Проведены ли уже какие-либо ощутимые мероприятия, есть ли деньги, материалы? Такое строительство потребует вагонов, эшелонов… Одного цемента сколько, а железа, землекопов? Я подхожу очень практично ко всему, что называется строительством. А новая власть… мир, знаете, сейчас такой недолговечный. Особенно беспокоят меня всякие английские миссии, черт бы их побрал. Ведь всем известно, что в Кашгаре, особенно в Пешавери, да и на границе с Ираном, они все еще держат свои войска.

Храпков не привык к таким откровенным разговорам на политические темы. Он не размышлял о целесообразности, о своевременности мероприятий. Ему было не до этого! Он с радостью считал себя лишь деталью огромного механизма, называл себя так, разговаривая с женой, и никогда не брался за то, что выходило за пределы его ежедневных обязанностей.