Рядом с больницей, которая вместе с другими сооружениями примыкала к распределителю, достраивали новую гостиницу. Уже были сданы в эксплуатацию девяносто четыре комнаты, тут же занятые туристами. В четырех коридорах гостиницы круглые сутки можно было слышать разговор на языках всех народов Советского Союза.
Сойдя с трамвая в Кзыл-Юрте, Вася Молокан остановился пораженный. Осенью, когда вводили в строй вторую очередь сооружений Советской степи, лишь кое-где торчали железобетонные каркасы; горы цемента и строительного мусора закрывали собой пейзаж. Теперь в ряд стояли трехэтажные, а кое-где и четырехэтажные строения; устанавливались окна, двери, настилались крыши.
Молокан знал, что строительство Дома культуры было запланировано возле самого канала, немного выше главного распределителя. Основание было заложено еще во время пробного пуска. Потом строительство Дома прекратили. Как-то раздобыли материалы для строительства и с правой стороны возвели «быки» для перекрытия через канал, даже закончили кладку половины этажа, а с левой стороны — только стену «быка». А сейчас он увидел, что канал бурлит под каменными сводами, на которых возвышаются леса, покрытые опалубкой каркасы.
«Какая же это «коробка»?» — подумал Молокан, когда увидел красивые и величественные своды из полированного темно-зеленого лабрадора, украшенные с обеих сторон огромными фигурами, барельефами, характеризующими труд и могущество советского дехканина.
Строительство шло полным ходом. С бетонного завода, расположенного вблизи туннеля, по узкоколейке доставляли эшелон за эшелоном гравий, и четыре бетономешалки безостановочно, день и ночь, пожирали его. ЦК партии и правительство направили в Кзыл-Юрту своего уполномоченного. Этим уполномоченным был Гафур Ходжаев.
Молокан решил в первую очередь пойти к нему. Еще было рано, но он счел за лучшее подождать Ходжаева в конторе, чем потом гоняться за ним по всем стройкам Кзыл-Юрты.
С таким намерением Молокан отправился к заводу, где находилась контора.
Но дойти туда ему не пришлось. Его кто-то окликнул. Это был Исенджан. Он еще постарел, а за последние дни побледнел и одряхлел, стал похож на мертвеца.
— Это вы, Исенджан, звали меня?
— Я, я, Молокан-ака! — услыхал Молокан и, почувствовав настороженность в его голосе, невольно оглянулся вокруг — кого же остерегается Исенджан. — Вчера о вас спрашивали… Цс-с! Вас разыскивают, чтобы арестовать. Сам латыш был на строительстве, арестовать приказал!..
Молокан охотно шел за стариком, обгоняя его. Для него картина была совсем ясной. Ему понятно: в интересах дела нужно было, чтобы думали, что он является антисоветским человеком, а он должен быть свободным, чтобы довести дело до конца.
«Скрыться!»
В глинобитной избушке Исенджана Вася вконец разволновался. Он нервничал, но, как ребенок, слушался старика, с которым сел пить остывший чай.
Как поговорить с Лодыженко? Помог бы ему и Саид-Али, но совет нужно получить немедля.
— Аксакал, не сумели бы вы связать меня с Лодыженко? — вполголоса спросил Молокан.
Старик не сразу ответил, будто он и не слыхал этого вопроса.
Легко сказать, — не сумел бы его связать: попытайся-ка тут проявить свою заинтересованность в этих делах.
— Ему можно, — рассуждая, уверял старика Молокан.
Исенджан не ответил.
— О чем говорят «интуристы»?
Аксакал ожил. И как это ему самому не пришла в голову такая мысль?
— Стареть я начал. Интуристы, которые из наших глинобиток перешли жить в тот дом, что стоит возле больницы, они… собственно… иностранцы. Девять из них сегодня выехали из Советской степи, другие тоже собираются покинуть ее. Они хотели выступить в печати…
— По какому поводу?
— Аллах их знает. Что я, старый аксакал, понимаю в этом? В сооружении (он иначе не называл главный распределитель, где до сих пор управлял распределением воды)… в этом сооружении я нахожусь почти все время. Сижу, слежу, чтобы участки получали свою долю воды. Сейчас она главным образом течет в зауры, вот я и могу пока сидеть тут. Аллагу акбар… Куда там уж мне? Чего они приехали? А зачем они вообще едут сюда? Чего сидел возле Преображенского вот тот глист с трубкой?
Старик уложил Молокана спать на своей постели в уголке на полу. Насильно заставил лечь, покрыл его одеялом и коврами так, что тому тяжело было дышать.
Ночь застала Молокана в доме аксакала одного. Исенджан не возвращался, возможно, он решил ночевать в своем «сооружении». Комизм положения заключался еще и в том, что Вася не успел заблаговременно сориентироваться в домике старика.
Он вышел из домика во двор, обошел в темноте халупы, казавшиеся ему фантастическими шатрами, и направился в горы. Ему казалось, что его сердце вот-вот лопнет от напряжения. Когда Молокан добрался туда, где в непроглядной темноте под ногами круто поднималась земля, он остановился и оглянулся вокруг.
Перед его взором возник темный океан. Можно было понять, чем жил этот океан, мигающий многочисленными электрическими звездочками, произвольно рассеянными по долине. Им не было конца-края, нельзя было определить, где терялись эти электрические огоньки.