Роман межгорья

Но, уже усевшись за отдельным столиком, он смутился. Ему сделалось как-то неловко и стыдно. Почему выбрал он именно этот, удобный для обозрения столик? Можно же было сесть где-нибудь <в другом уголке, скрыть если не от себя, то по крайней мере хотя бы от всех свой интерес к этой женщине в изящном, как дымка прозрачном, платье. Разве он впервые видит красивую молодую женщину и, как юноша, не способен сдерживать себя при этом? Ведь за годы учебы в центральных городах Советского Союза он привык иначе относиться к женщинам…

Нет, он не юноша, только что вырвавшийся из-под опеки родителей. У него есть не только ум, отточенный жизнью, но он обладает силой воли, достаточной для того, чтобы удержаться от легкомысленных поступков. Серьезный молодой человек возвратился в Узбекистан не для того, чтобы вдруг стать… донжуаном.

Суламифь!..

Саид улыбнулся и решительно поднялся из-за столика, не взглянув больше на Любовь Прохоровну, которая снова обратила на него внимание. Он скорее почувствовал это, чем заметил. Однако не остановился, пошел, сопровождаемый удивленным официантом. Такой нетерпеливый посетитель в Намаджане появился впервые. И неловко стало честному работнику ресторана: с сожалением провожал он глазами молодого человека.

«Надо было быстрее обслужить такого, — размышлял растерянный официант, держа бокал и бутылку пива с воткнутым в пробку штопором. — Наверное, из центра!..»

IV

В этих краях Мухтарова никто не знал. Появление такого необыкновенного прохожего возле мечети-обители — мазара святого Дыхана заинтересовало многих праздных дехкан, расположившихся в чайханах. Одет не по-местному, независимо держится, говорит прекрасно по-узбекски, с характерным для горных кишлаков чистым произношением, — кто он, этот молодой человек?

Правда, в обитель часто приезжают молодые муллы-дехкане из Самарканда и даже из Бухары. Одни интересуются древними священными надписями на стенах мечети, в худжрах. Другие разыскивают старый коран, в котором отдельные суры приспособлены святым имам-да-муллой Дыханом к условиям Ферганского межгорья. А третьи — и таких больше всего! — просто путешествуют по достопримечательным местам Узбекистана, к которым правоверные с гордостью относят обитель мазар авлиё Дыхана, находящуюся вблизи Караташа.

Хотя здесь привыкли видеть всяких путешественников, но этот показался всем находящимся в чайханах совсем особенным. Дехкане высказывали свои догадки, делали смелые предположения:

— В Самарканд съехалось много новых начальников советской власти. Наверное, и этот — один из них: какую-то земельную реформу будут проводить.

— Водную!

— Ну да, земельно-водную! У кого был хоть тегирман собственной воды, теперь должны будут получать воду по очереди. Вода всюду становится народной!

— А баи?..

Но человеку не дали договорить. На него зашикали, забрюзжали…

Они, будто завороженные, глядели на молодого узбека в городской запыленной одежде. Он шел медленно, осматривая праздный люд и высокий минарет мечети.

Потом он остановился возле самой людной чайханы.

— Кто из вас, дехкане, может показать мне, как пройти к главному водопаду Кзыл-су? — обратился он к притихшей толпе.

— Пожалуйста, Саид-ака! Я охотно пройдусь с вами до самого Кзыл-су, — услыхал он приятный голос, донесшийся со стороны.

Молодой узбек вздрогнул и резко повернулся. Он допускал что угодно, только не встречу с кем-нибудь из знакомых здесь, в этих магометанских дебрях Ферганы.

— Пускай вас не удивляет моя осведомленность, Саид-ака, — снова послышался тот же голос, и с невысоких нар чайханы соскочил дехканин, средних лет, без чалмы на голове, в новой, подчеркнуто ферганской, с белой тонкой вышивкой, тюбетейке и с аккуратно подстриженной бородкой с проблесками седины. Он быстро, хотя и не без достоинства, подошел к крайне удивленному Саиду-Али Мухтарову, — Я тоже чадакский, арык-аксакал Юсуп-Ахмат Алиев. Знаю вас, потому что видел, когда вы приезжали в гости к вашей матушке, старой Адолят-хон…

— Саид-Али!.. Саид-Али!.. — передавалось из уст в уста на нарах в чайхане.

Мимо тесных дувалов рядом с Мухтаровым на известном расстоянии, как этого требовал этикет, пошел мулла Алиев. Ему, конечно, хотелось спросить, какие благородные порывы побудили Саида-Али посетить обитель, но те же правила вежливости сдерживали его. Жизненный опыт подсказывал ему, что отнюдь не религиозное рвение было причиной посещения обители старшим сыном Адолят-хон. Простая любознательность молодого путешественника?.. Но старый Файзулла рассказывал ему, что во двор старухи и к ее соседям наехали какие-то «помощники Саида-Али».

— Интересуетесь нашей красавицей Кзыл-су, Сайдака? Хорошая река! Водная стихия, соревнующаяся со скалистой, горной…

— Вы — арык-аксакал, мулла-ака? — спросил Мухтаров, будто и не слышавший его рассуждений.

— Да. Работал и мирабом на Чадак-сае…

— Не могли бы вы, хотя предположительно, сказать мне, какое количество воды прорывается тут между скал, ну, скажем, в течение суток?