Поэри ушел и скоро две женщины заснули рядом на узком ложе, обнявшись, как сестры.
Тамар, которая перед этим сидела, съежившись в углу комнаты, точно летучая мышь, уцепившаяся когтями своих перепонок, и бормотала бессвязные слова, морща низкий лоб, теперь расправила свои угловатые члены, поднялась на ноги и, склонясь над ложем, прислушалась к дыханию спящих. Удостоверясь, что они крепко заснули, она направилась к двери, ступая с величайшей осторожностью.
Выйдя из дому, она поспешно направилась к берегу Нила, отбрасывая от себя собак, которые хватали зубами края ее туники, или волоча их за собой, в пыли, пока они не выпускали ее одежду, иногда она смотрела на них такими пылающими глазами, что они отступали с жалобным лаем и давали ей дорогу.
Скоро она прошла через опасные пустыри, где гнездятся воры, и вступила в богатые кварталы Фив; три, четыре улицы, окаймленные высокими зданиями, тени которых рисовались большими углами, привели к цели — к ограде дворца.
Надо было проникнуть в него, а это было нелегко для старой еврейской служанки с запыленными ногами и в подозрительных рубищах.
Она подошла к главному пилону, перед которым лежат пятьдесят сфинксов с бараньими головами, подобные чудовищам, готовым растерзать своими гранитными челюстями смельчаков, которые попытались бы проникнуть силой.
Часовые остановили ее и грубо ударили древками своих дротиков; потом спросили, что ей надо.
— Я хочу видеть Фараона, — ответила старуха, потирая спину.
— Очень хорошо!.. Вот именно… Ради такой ведьмы тревожить Фараона, возлюбленного богом Фрэ, Избранника Аммона-Ра, Исчислителя народов! — говорили солдаты, покатываясь со смеху.
Тамар упрямо повторяла:
— Я хочу тотчас видеть Фараона.
— Удачно выбрано для этого время! Фараон только что убил жезлом трех посланцев; он на террасе, неподвижный и страшный, как Тифон, бог зла, — сказал один из солдат, удостаивая снизойти до некоторого объяснения.
Служанка Рахили попыталась прорваться через стражу; дротики стали ударять ее по голове с равномерностью молотов на наковальне.
Она стала кричать точно птица, которую ощипывают живой.
На шум пришел оэрис, и солдаты перестали бить Тамар.
— Что хочет эта женщина и почему вы ее бьете? — спросил оэрис.
— Я хочу видеть Фараона! — закричала Тамар, падая к ногам офицера.
— Невозможно, хотя бы ты была не жалкой нищей, а одним из высших лиц царства, — ответил оэрис.
— Я знаю, где находится Тахосер, — шепнула ему старуха, делая ударение на каждом слоге.
При этих словах оэрис взял Тамар за руку, провел ее через первый пилон и затем пошел с ней через аллею колонн крытой залы во второй двор, где возвышается святилище из гранита и перед ним две колонны с капителями в виде лотоса; там он передал Тамар Тимофту.
Тимофт провел служанку на террасу, где находился мрачный и безмолвный Фараон.
— Говори с ним только вдали от его жезла, — посоветовал Тимофт израильтянке.
Увидев в полумраке царя, Тамар упала лицом на плиты рядом с мертвыми телами, которые еще не были убраны, а затем вскоре, приподнявшись, она сказала уверенно:
— О Фараон! Не убивай меня, я приношу добрую весть.
— Говори без страха, — ответил царь, ярость которого утихла.
— Я знаю убежище той Тахосер, которую искали посланные тобой на четырех сторонах ветра.
При имени Тахосер, Фараон встал сразу и сделал несколько шагов к Тамар, все еще коленопреклоненной:
— Если ты говоришь правду, то можешь взять из моих гранитных комнат столько золота и драгоценностей, сколько будешь в состоянии унести.
— Я отдам ее тебе, будь покоен, — проговорила старуха с резким смехом.
Что побудило Тамар выдать Фараону дочь жреца? Она хотела предупредить союз, ей неприятный; к племени Египта она питала ненависть, слепую, жестокую, безрассудную, почти животную, и ей нравилась мысль разбить сердце Тахосер. Из рук Фараона соперница Рахили не ускользнет: гранитные стены не отдадут свою добычу.
— Где она? — спросил Фараон. — Укажи место, я хочу ее видеть тотчас.
— О Величество! Я лишь одна могу тебя проводить. Я знаю все обходы в тех частях города, куда последний из твоих слуг не удостоится войти. Тахосер там, в земляной хижине, ничем не отличающейся от соседних, среди груд кирпичей, которые делают для тебя евреи за пределами городских зданий.
— Хорошо, я доверюсь тебе, — сказал царь. — Тимофт, вели запрячь колесницу.
Тимофт исчез.
Скоро раздался стук колес на плитах и топот коней, которых запрягли слуги.
Фараон сошел вниз в сопровождении Тамар.
Он вскочил в колесницу, взял вожжи и, так как Тамар колебалась, сказал ей: „Войди же!” Потом щелкнул языком, и лошади помчались. Пробужденное эхо повторяло стук колес, раздававшийся словно смутный гром в ночной тишине среди обширных и глубоких зал.