Роман на два голоса

Действительно, все ее стихи были о любви, и все они были посвящены одному лицу, которое представало как некто длиннопалый и смуглолицый. Красота адресата особенно отвращала от стихов вершителей поэтических судеб. Да еще ее строки пестрели старомодными оборотами и чуть ли не цитатами из Библии (“Глаза твои голубиные”), и хотя ссылок она не делала, в журналах нюхом чуяли что-то опасно архаическое в тексте.

Но и ее возлюбленный стихов этих не знал и даже когда она пыталась прочесть ему вслух (“Новое придумала”), говорил: “Не надо, я в этом ничего не понимаю”. Он не обольщался насчет ее даровитости, а поэзии вообще не любил и относился к стихам слишком рассудочно. И переспрашивал желчно, когда она читала вслух Пастернака: “И таянье Андов вольет в поцелуй”? Это как-то противно и получается: холодные слюни. А разве не унизительно для женщины: “Он вашу сестру как вакханку с амфор поднимет с земли и использует”?”

17

Однажды на свалке железного лома у Киевского вокзала он нашел старый печатный станок, выкупил его у сторожа и привез домой, подрядив на вечер фруктовую тележку. Долго возился с наладкой, вызолотил бронзовкой дату “1875” и рельефные листья, украшавшие чугунную станину и, наконец, обильно смазав черную машину маслом, опробовал пресс.

Он всегда любил рисовать и в Бауманском, куда срочно поступил, чтобы не попасть в армию после десятилетки, легко сдавал бесконечные чертежи, быстро справляясь с проекциями, над которыми кряхтело большинство его сокурсников.

Еще в школьные годы, когда вернулся с матерью в Москву, он занимался в студии и ходил с папкой ватмановских форматок в районный дом пионеров. Там, в светлой комнате с высоченным потолком, стояли на обитых кумачом подставках гипсовые слепки с античных голов под сатиновыми черными накидками, и учитель, задав юным дарованиям рисовать кувшин или чайник, ходил медленно между столами, монотонно повествуя о своем гимназическом детстве.

Технику гравюры на дереве мой герой представлял из разговоров студентов, когда подрабатывал позированием в Строгановском училище. Надо было сделать такие плахи, чтоб дерево при высыхании и хранении в тепле не коробилось и доска всегда оставалась плоской. Сначала он заказал доски и договорился с работягой о сосновых по три рубля за штуку. Но, когда рассмотрел полученные изделия, понял, что они склеены неправильно, что от краски, от сырости доска пойдет горбом, и решил делать сам, начитавшись дореволюционных брошюр по художественным ремеслам.

18

В “ящике”, где он работал, кроме планового оборонного производства во всю кипела “левая” созидательная деятельность. Стеклодувы, запаяв сотни ампул со стратегическим содержимым, отправлявшимся в хранилище, занимались изготовлением смешных глазастых фигурок и даже рюмок. И в разгаре производственного романа с какой-нибудь лаборанткой влюбленный мастер делал даме сердца традиционный подарок, стеклянного чертика с характерным отростком, — внутрь чертика можно было наливать воду, “чтоб прыскал”. Из иностранных пивных темных бутылочек, размягчив стекло нагревом в муфеле и специально смяв “чекушку”, делали занятные пепельницы с длинными ручками.

Слесаря вытачивали всякие необходимые в хозяйстве металлические детали, которые в нашей, самой передовой по производству чугуна и стали стране, невозможно было купить ни за какие деньги. Эти вещи никогда не делали серийно, потому что вынести их на продажу через проходную было трудно. Изделия курсировали внутри самого предприятия. Обычной платой был спирт, который являлся эквивалентом всему. Все имело свою таксу, от наладки лабораторного оборудования по наряду до смоления лыж и починки утюга. Денег не брал никто, даже обиделись бы, если спросить, сколько стоит работа, но за двести или пятьсот граммов этанола творили чудеса.

Если у сотрудника была какая-нибудь хозяйственная надобность (человек знал, например, что официально наточить ножницы — дело абсолютно нереальное, частники-точильщики, такие обычные персонажи московского быта еще в шестидесятых, как вымерли), составлялась служебная записка о необходимости тех или иных спиртоемких процессов: экстракции примесей из рабочей жидкости агрегата либо протирания стекол в микроскопе. Обычно острили, что типовая просьба — на протирку оптических осей.

Мотивация заявки была строго научной, но и хозлаборант, оформляющий требование на спирт, и начальник, подписывающий бесценный квиток, и зам. директора по хозяйственной части, налагающий резолюцию “выдать”, прекрасно знали, что предназначена жгучая влага совсем не для того, что понаписано в бумаге, и что спирт будет отдан человеку за услуги и обязательно выпит. “Не подмажешь — не поедешь”, — говорили в “ящике”, органично связывая прежний опыт Руси с новым содержанием жизни. И заботой отдела техники безопасности, особенно после того, как в соседнем заведении ослепли, хватив метанола, двое электриков, было обеспечить такое качество реактива, чтобы от принятия его на рабочем месте сразу никто не умер.