Роман на Рождество

Не сводя с мужа глаз, Поппи приступила к следующему шагу – она расстегнула лиф и спустила с плеч рукава. Флетч уже не лежал, а сидел, глядя на жену, как умирающий от жажды на чашу с водой.

Поппи снова облизнула губы, еще больше приспустила платье, потом еще…

– Дорогая, ты меня просто убиваешь! – не выдержал герцог, и от его полукрика-полустона по телу Поппи побежала горячая волна.

– М-м-м… – промычала она, стягивая лиф еще ниже. Обнажилась грудь. Проследив за взглядом мужа, Поппи тоже посмотрела на нее – пышная, прекрасной формы, она была очень хороша. Поппи очень хотелось, что бы ее коснулись руки Флетча.

Она встретилась с ним взглядом и увидела в его глазах отражение своего желания.

– Поппи, – проговорил Флетч охрипшим голосом, – пожалуйста, подойди ко мне.

Француженка победила, решила герцогиня, и теперь можно уступить инициативу Флетчу. Это было хорошо, потому что…

В этот момент Поппи обнаружила, что спущенные рукава мешают ей двигаться. Она хотела поднять руку, но не смогла.

– Ты в ловушке, дорогая, – сообщил Флетч, как ей показалось, не без удовольствия, и спустил ноги с кровати.

Теперь Поппи уже не была француженкой – разве искушенная французская любовница может запутаться в собственной одежде?

И все же…

Флетч даже не пытался помочь ей освободиться. Он просто стоял перед ней и целовал, не прикасаясь к ней руками, – разве так трудно догадаться, чего ей хотелось? Его поцелуи казались Поппи сладкими, как мед или как первородный грех, или как исполнение самой заветной в жизни мечты.

Постепенно Поппи начала терять самообладание: ей страстно захотелось большего. Но как дать это понять Флетчу? Вспомнив о своем французском образе, она сама провела языком по губам Флетча, сразу ощутив их приятный, чуть пряный вкус.

«Поцелуй же меня по-настоящему, – мысленно молила она, – поцелуй!»

Его губы стали мягче, но не открылись, веселые огоньки в его глазах померкли, уступив место властному выражению, заставившему Поппи поежиться.

– Поцелуй меня, Флетч, – наконец решилась она произнести вслух.

И он это сделал. Он обхватил Поппи одной рукой, привлек к себе и, прильнув к ее рту, начал ласкать его языком.

– Тебе нравится? – спросил он через несколько мгновений.

– Да, – прошептала она, тяжело дыша. У нее заныли притиснутые к его груди соски, и она попыталась немного ослабить силу его объятий.

– Что именно тебе нравится?

Поняв, что он собирается мучить ее расспросами, она сказала:

– Поцелуй меня еще, Флетч!

Просительные нотки, неожиданно для самой Поппи прозвучавшие в ее голосе, заставили ее вздрогнуть от унижения, но Флетч вновь принялся ее целовать, и она забыла обо всем…

Он прикоснулся рукой к ее щеке, потом рука соскользнула ниже, на шею. Все естество Поппи безмолвно молило о ласках, но Флетч почему-то медлил. Почему?

Она хотела попросить, но испугалась, что это будет слишком смело. Флетч с упоением продолжал ее целовать, и Поппи вдруг поняла, что ей самой хочется трогать и ласкать его. Она бы сделала это, не раздумывая, если бы не дурацкое платье. Пытаясь освободиться, она начала извиваться и ерзать.

Флетч оторвался от губ жены и удивленно воззрился на нее. Выражение его глаз снова изменилось: они стали серьезными сосредоточенными. «Он опять видит во мне француженку», – сообразила Поппи и забеспокоилась: что делать дальше?

Но Флетч взял бремя решений на себя.

– La liberie![25] – шепнул он, провел обеими руками по ее шее и груди, отчего Поппи бросило в жар, и одним быстрым движением разорвал путы, так что тонкая ткань полетела на пол. – Очень хорошо, – протянул герцог, обозревая плоды своих усилий.

Опешившая Поппи хотела прикрыть одной рукой грудь, а второй – низ живота, но вовремя вспомнила, что она – француженка. Поэтому просто подняла руки над головой и неспешно потянулась. Она чувствовала, что готова принять Флетча, и в предвкушении этого внутри у нее все пело.

А Флетч улыбался. Направляемая инстинктом, Поппи неспешно забралась на кровать, при этом рука мужа скользнула по ее округлому заду, и Поппи услышала негромкий стон, похожий на сдавленное проклятие. Она легла и перевернулась на спину.

Флетч стоял рядом и смотрел на нее потемневшими от страсти глазами:

– Что теперь вам угодно, мадам?

– Поцелуйте меня, – ответила Поппи и потянулась, зная, что это зрительно увеличивает грудь.

Поппи вновь прибегла к своей французской уловке: она улыбнулась и проворковала единственное французское слово, которое пришло на память:

– Месье?

– О, Поппи! – выдохнул Флетч и припал к ее губам.

Этот поцелуй был как подарок. Они целовались много-много раз, но никогда так, как сейчас, когда оба пылали желанием и когда не только Флетчер, но и Поппи жаждала поцелуя. Он был для обоих слаще нектара и амброзии.

– Хочешь, я потушу свечи? – прошептал герцог, обдав теплым дыханием шею жены.

Поппи не слушала – она обнаружила, что даже простое прикосновение к его мускулистой спине с новой силой воспламеняет желание в ее крови.

– Потушить свечи? – повторил он вопрос.

– Помолчи, – шепотом ответила Поппи, а потом попросила: – Поцелуй еще! Сильнее!

Сколько новых открытий ее ждало!