Роман Нелюбовича

Забежал Лёха, увидел меня расстроенного и сказал, что не поедет ни в какой театр. Пусть Люська одна отправляется; возьмёт подругу и на пару с ней на все праздники чешет хоть до самой Австралии. А мы сядем тридцать первого вокруг литра беленькой, да под селёдку под шубой, да под оливье, да ещё в красные шубу нарядимся — и пусть попробует какой-нибудь Санта Клаус мимо пройти. Я отказался. Нет, предложение, конечно, заманчивое, но лишать Люську хорошего настроения я не хотел. Я поблагодарил Лёху и сказал, что если он на Старый Новый год предложит то же самое, то я не забуду этого никогда. На том и порешили. После его ухода позвонила Мария Александровна, сказала, что первого числа в клубе состояться новогодние чтения, и что я должен быть непременно. Я обещал прийти, ибо отказать Марии Александровне не посмел.

Постучали в окно. Кого принесла нелёгкая? Я накинул на плечи куртку, вышел в сени. Холодно. На обратном пути надо будет дров захватить, чтоб второй раз не выходить. Открыл дверь. Перед крыльцом стояла Танечка, юная подружка поэта Серебряного.

— Здравствуйте, Роман Евгеньевич.

Вот те раз. А этой чего надо?

— Ты ко мне?

Она кивнула. Я постоял, пожевал губы, совершенно не понимая, чего понадобилось от меня этой поэтесске недалёкого формата. Но не морозить же её на улице.

— Заходи. Только у меня всё по-спартански, не обессудь.

Пропустив её в дверь, я выглянул на улицу, осмотрелся. Может быть это розыгрыш и сейчас из-за угла выйдет человек с камерой и следом толпа зрителей, будет много смеха, цветов… Нет, на улице пусто.

Я помог Танечке снять пальто, предложил чаю. Она согласилась, но скорее из вежливости и чтобы хоть немного убрать скованность из движений. Я поставил чайник, повернулся к ней.

— Итак?

— Роман Евгеньевич, — она потупила глазки и покраснела. Это показалось мне забавным, и я едва не рассмеялся. Она это заметила и покраснела ещё больше. — Роман Евгеньевич, я знаю, вы считаете мои стихи плохими. Но может вы тогда подскажете мне, где плохо и что можно исправить…

Вот те два. Я стёр улыбку с лица и посмотрел на неё внимательней: может и не такая уж она и поэтесска?

— Если ты действительно этого хочешь… У тебя есть с собой что-нибудь?

Она протянула флешку.

— Вот здесь. Всё, что я… — видимо, она хотела сказать «сочинила», но не осмелилась произнести это слово и, сглотнув, сказала. — Всё, что я придумала.

— Что ж, давай посмотрим.

Мы разбирали её стихи часа два. Я ругался громко и нещадно, почти матом; Танечка пыталась заплакать, но каждый раз я грозил ей пальцем — не смей! — и она не смела, только гуще краснела и стирала платочком с переносицы капли пота. Зато расстались мы друзьями. Я сказал, что приду в клуб после Нового года, и тогда она расцвела глазами и пообещала написать что-нибудь приличное. Я усмехнулся: написать-то она сможет, но вот насчёт приличного сильно сомневаюсь.

Это маленькое приключение позабавило меня. Что-то скажет теперь любезный поэт Серебряный, когда узнает, что его любимая ученица приходила ко мне за советом. Наверное, опять перестанет здороваться. Ну да не много потеряю.

Утром я оделся потеплее и вышел из дома. Сначала я хотел пройтись по улице, может быть зайти в хозтовары или на мелочёвку. Однако ноги сами собой довели меня до пужанского пляжа. Река замёрзла, снег по берегам лежал чистой целиной, и не было видно даже обычных звериных дорожек. И полная тишина, лишь со стороны большака изредка доносился гул проезжающего автомобиля. По сугробам я добрался до того места, где мы строили с Ульяночкой песочный замок, долго стоял в задумчивости и пытался примерить на себя тёплые летние ощущения. Не смог. Вместо этого из памяти выплыли есенинские строки:

Снежная равнина, белая луна,
Саваном покрыта наша сторона.
И березы в белом плачут по лесам.
Кто погиб здесь? Умер? Уж не я ли сам?

На этом занесённым снегом просторе, они показались мне наиболее уместными — пляж, река, деревья, всё уснуло, умерло. Может и мне лечь рядом? Прислониться спиной вон к той берёзке, закрыть глаза, забыться, а по весне нас всех здесь найдут — меня, берёзку, Пужанку…

Я достал телефон, набрал номер сына.

— Вадим, ты должен приехать ко мне на каникулы.

— Пап…

— Вадим! Я твой отец, и ты должен хотя бы изредка меня навещать. Представь себе, дети иногда навещают своих родителей.

— Хорошо. Пап… Спасибо. Я очень буду рад приехать снова. К тебе, пап.

— Договорились. И звони иногда. Ты же знаешь, сам я звонить не люблю, а ты звони. Обязательно.

— Да, пап, я буду звонить. С наступающим.

— И тебя, сынок.

Я спрятал телефон в карман. Всё, пора возвращаться. По дороге зайду в магазин, куплю продуктов на праздничный стол. Что там полагается? Оливье? И ветки надо подобрать, которые выбросил. Поставлю их в вазочку, украшу мишурой. Новый год всё-таки.