Роман о девочках (сборник)

Здесь очень красиво, нас кормят по талончикам пресно и однообразно, но мы проходим акклиматизацию, лазим по скалам. Если бы ты, лапа, увидела, по какой я сегодня прошел отвесной и гладкой стене, ты бы, наверное, про меня хорошо подумала. Это все очень интересно, особенно если удается пролезть. Рядом горы, в снегу, погода меняется непрерывно, рядом шумит река (в ней недавно трое утонули, хотели искупаться, а там скорость бешеная, и камни летят громадные, так они, сердешные, и сгинули). У нас несколько инструкторов, удивительных людей. Они бывали на сложных восхождениях, один из них даже падал, летел метров 120 со скал. Все они люди очень любопытные и не похожие на всех нас, которые внизу. Здесь кругом могилы погибших альпинистов, но рассказы о гибели суровы и спокойны, вероятно, оттого, что рассказчики сами бывали в таких же положениях, с ними могло бы быть то же. Ведь на людей воевавших рассказы о героизме производят гораздо меньшее впечатление, чем на остальных. Я раньше думал, как, наверное, почти все, кто здесь не бывал: умный в гору не пойдет, умный гору обойдет. Теперь для меня это глупый каламбур, не больше. Пойдет он в гору, умный, и по самому трудному маршруту пойдет… И большинство альпинистов – люди умные, в основном интеллигенция.

А мыслей в связи с этим новым, чего я совсем не знал и даже не подозревал, очень много. Вероятно, в отличие от Епифана, не могу писать о том, что знаю, слишком уж много навалилось, нужно или не знать, или знать так, чтобы это стало обыденным, само собой разумеющимся, а это трудно. Я и английскую речь имитирую оттого, что не знаю языка, а французскую, например, не могу. Вот! Это меня удручает. Впрочем, все равно попробую, может, что и получится – займем у альпинистов, у них куча дурацких, но лирических песен, переработаю и спою. Еще одна интересная штука: здесь много немцев, которые воевали здесь же, в дивизии «Эдельвейс». Не могут, тянет сюда, ездят каждый год, делают восхождения на Эльбрус с нашими инструкторами, с которыми, может быть, воевали. Интересно?! Съемки начнем с меня, дня через три. Пока еще не оборудовали лагерь. На съемочную площадку будем подыматься на вертолете, а завтра идем на ледник с ночевкой – привыкать! Все! Больше про себя не буду. Приеду, расскажу много.

Люсик! Лапа! Солнышко! Ты мне обязательно напиши. Хоть здесь и интересно, но я по тебе скучаю очень, а по детишкам – аж прямо жуть. Как они там, что ты делаешь, как твои съемки? Мне, может быть, удастся выбраться в середине августа дня на два, а может, нет. Постараюсь! Здесь, в смысле отдыха, неплохо. Так что приятное – с полезным. А приятное – впереди, если все будет нормально и мне выхлопочут ставку, получу я много средств для приобретения автомобиля «Москвич» или «Фиат», а если ставку не дадут, то для приобретения «Запорожца» или мотоцикла. Здесь, лапа, будут платить 30% высокогорных. Стало быть, мы как на переднем крае или в Сибири.

Скоро напишу еще. А вот комедийная песня, вернее заготовка:

Для чего, скажите, нужно лазить в горы вам?
А ты к вершине шла, а ты рвалася в бой.
Ведь Эльбрус и с самолета видно здорово…
Улыбнулась ты и взяла с собой.

И с тех пор ты стала близкая и ласковая,
Альпинистка моя, скалолазка моя!
В первый раз меня из трещины вытаскивая,
Ты бранила меня, скалолазка моя.

А потом за эти проклятые трещины,
Когда ужин твой я нахваливал,
Получил я две короткие затрещины,
Но не обиделся, а приговаривал:

«До чего ты стала близкая и ласковая,
Альпинистка моя, скалолазка моя!» и т. д.

Это я буду петь Лужиной, к которой буду приставать (по фильму, конечно). А так я тебя очень люблю и дурных мыслей не имею. Все.

Целую тебя, жду ответа, целуй детей и опиши про все.

Володя.

<15> августа 1966 года, Кабардино-Балкария, Иткол – Москва, Л. Абрамовой

Дорогая моя Люсечка! Получил сегодня сразу 2 твоих письма. Одно короткое и приличное, а другое длинное и, вначале, тоже пристойное и даже с юмором, а во второй своей части, в той, что на обрывке, – просто поток желчи и сарказма, а также масса несправедливых упреков, обвинений и напоминаний! Ты зачем это, а? Лапа?