Самое главное – вовремя ретироваться. А ей, безлошадной, это проблематично. Выход нашелся сам собой. Вернее, приперся, когда не ждали. Приблизительно в 10:00 в дверь позвонили. На пороге стоял Сашка – в куртке, ушанке и улыбкой во все лицо – и протягивал ей бутылку минералки.
- Вдруг за ночь закончилась. Привет, Алекс!
- Немного есть еще, - усмехнулась Санька. – И пицца осталась. Греть? Могу кофе-чай?
- Давай кофе! – сказал Сашка, раздеваясь.
Пока Санька варила кофе, в голове продолжали роиться мысли. Машина Каргиной не светит точно – она проверяла документы. Куплена полтора года назад, оформлена на юрлицо и разделу в принципе подлежать не может. Алименты – тем более. А вот с квартирой накануне была найдена неувязочка. Санька всерьез размышляла о том, стоит ли по этому поводу звонить Самородовой – преданность делу родной конторы и дружба стали на весы. И что победит, Григорьева не знала.
- Сливки? Сахар? Коньячок?
- Просто кофе. Слушай, ты вчера говорила, тебе к отцу надо… Я подумал, машина-то не ездит. Может, тебя отвезти?
Санька повернулась к Сашке. Брови ее оказались чуть выше, чем им положено находиться.
- А ты можешь, да? – спросила она. – Это в Ирпень.
- Да хоть в Васильков, - хохотнул Сашка.
- А если бы я сказала, что мне в Могилев-Подольский надо?
- Для бешеной собаки – сто километров не крюк.
Санька поставила перед ним чашку с кофе и заинтересованно осмотрела с ног до головы. Она чокнутая. Точно. Знает его второй день. Успела доверить ему машину, встретить с ним новый год и, кажется, собирается познакомить с папой.
- Тебя точно Саша зовут? – хмыкнула Санька. – Не Дед Мороз? Не Золотая рыбка?
- Тебе как удобнее? Мне пофиг, - он отхлебнул кофе.
- Я… Я сейчас. Я переоденусь только! – взвизгнула Санька и помчалась в комнату.
Она вернулась через пять минут при полном параде и с пакетом в руках. Полный парад включал приталенный черный пиджак в редкую светлую полоску, белую рубашку, скучнейшие черные брюки и – гвоздь программы – очки в черной оправе. Так впервые Саша Радкевич увидел «адвоката Григорьеву» - а именно в таком образе она предпочитала появляться перед папой Аркашей.
- На училку похожа, - выдал Сашка. Сунул в рот бутерброд, который успел сделать, пока Санька наряжалась, и поднялся. – Ну погнали!
И они погнали. Лифтом. Вниз. Выйдя из подъезда, Санька сунула ему в руки пакет. И ломанулась к мерину. Открыла багажник и извлекла оттуда два фонаря. Садовых. С каким-то фруктово-ягодным орнаментом вокруг стекла.
- Где твоя машина стоит? – спросила она деловито.
- Рядом, - кивнул головой Сашка, и черный Кашкай по соседству подмигнул поворотниками.
Он забрал у нее фонари и бросил на заднее сидение. Туда же отправил пакет. Потом открыл перед ней дверь.
- Забирайся, если это все сюрпризы из твоего транспорта.
- Когда приедем, сам все поймешь, - хмыкнула она и деловито устроилась впереди, осматривая салон, пока Сашка усаживался на водительское кресло. Следующие полчаса она переключала радиостанции, когда начиналась реклама, а он гнал по трассе. Потом она объясняла ему, на каком повороте надо свернуть с главной, и на что ориентироваться. И, в конце концов, въехав в элитный коттеджный поселок, Санька выдохнула:
- Вот тот красноватый. Гнездо Аркадия Григорьева и его младшей жены. Старшая жена осталась в Полтаве, он там родился. А средняя – моя мама.
Сашка припарковал машину у забора семейного гнезда, прихватил подарки и бодро двинулся следом за Санькой. За воротами залаяла собака. Но решительный Санькин палец нажал кнопку звонка у калитки. Через пять минут дверцу открыл папа.
- Привет! С наступившим! Ура! – весьма серьезным тоном провозгласила Санька.
- С новым годом! – добавил Сашка.
- Это Аркадий Львович. Это Саша. Саша – мой новый парень. Так и будешь нас на пороге держать?
- Саша, - протянул руку «новый парень», не поведя ухом.
Аркадий Львович оценивающе посмотрел сначала на дочь, потом на представителя, сомнений быть не могло, рабоче-крестьянского класса. Но протянутую руку пожал и, буркнув что-то вроде: «ну-ну!», распахнул шире калитку.
Сашка ухватил за руку Саньку и потащил за собой по дорожке.
- Пакет давай, - шепнула Григорьева, пока отец возился с воротами.
- Ну хоть расскажи, что там, - отозвался Сашка, совсем как настоящий заговорщик.
- Сейчас увидишь, - подмигнула она. Едва вошли в прихожую, Санька обернулась, выглядывая папу Аркашу. Тот неспешно шел следом с тем самым скептическим и скучающим видом, каким обычно выносил приговоры в суде. Адвокатша, истинная дочь своего отца, изобразила на лице скучающее равнодушие, что совершенно не вязалось с ее дальнейшими действиями. Мгновение и из пакета было вынуто что-то белоснежное и пушистое. И водружено на голову Григорьева-судьи. Белым и пушистым оказался дурацкий парик с пышными буклями.
- А главное не холодно. И вместо шапки можно носить, - спокойно сообщила Санька и отступила на шаг, открывая вид в зеркало – огромное зеркало, висевшее на стене напротив.
Папа крякнул, увидев себя в отражении.
- Спасибо, дочь, - сдержанно сказал он и снял с головы «подарок».