Роман о любви, а еще об идиотах и утопленницах

— Да уж, несчастный, — ухмыльнулся Яков Афанасьевич. — А вы не подумали, что смысла убивать бомжа никому не было.

— Почему убивать, Яков Афанасьевич?! Я же говорю, несчастный случай во время почечных колик, оттого и страдание на лице. Боль, знаете, какая?! Сердце отказало. У бомжей тоже сердце имеется.

Яков Афанасьевич, снова запрокинув голову, хохотнул гортанно. Он явно нервничал, и это не укрылось от наблюдательного Крылова.

Следователь изредка косился на своего попутчика и видел, что тому что-то хочется сказать, просто сил нет, как хочется, но он изо всех сил сдерживается.

— Колики, — вдруг сквозь зубы выговорил он, резко остановился и повернул лицо к Крылову. — Колики!

Они остановились под фонарем, и Крылову хорошо было видно изрезанное глубокими морщинами лицо Якова Афанасьевича. Таких живописно морщинистых лиц он, пожалуй, не видел никогда, тем более что Яков Афанасьевич был человеком еще не старым… Или, быть может, так падала тень?

Он несколько мгновений смотрел на следователя в упор. Что-то важное готово было сорваться с его губ, Крылов чувствовал это и не торопил.

— Ладно, колики так колики, — махнул он рукой и двинулся дальше своим размашистым шагом.

И следователь понял, что мгновение упущено.

— Да, а дело закрываем, — бросил он, уже не надеясь на удачу, так только, для проформы. — Холодновато сегодня… Предыдущее дело, по которому вас вызывали, тоже, кстати, закрыли.

Яков Афанасьевич ничего не ответил, до конца моста они шли молча, и, только когда подходили к Петропавловской крепости, Яков Афанасьевич, нервно хохотнув вдруг, не останавливаясь, повернул голову к Крылову и сказал:

— А хотите скажу, как их убили?

Крылов на мгновение потерялся, не зная, что ответить. А если снова спугнешь?

— Ну-у-у, скажите, — как можно безразличнее проговорил он.

Яков Афанасьевич снова захохотал гортанно.

— Их защекотали… Защекотали до смерти. Угадал?!

Яков Афанасьевич остановился, остановился и Крылов. Они так и стояли друг против друга на слабо освещенной набережной.

— Ну, допустим, — проговорил Крылов, — хотя совершенно не представляю, как это можно сделать…

Яков Афанасьевич ухмыльнулся злорадно, видно было, что он сейчас торжествует, и Крылов не стал разочаровывать его, напустив на себя растерянный вид.

Яков Афанасьевич склонился над ним, тень сейчас падала так, что вместо глаз оказались две черные дыры, и удивительно, но создавалось впечатление, что он глядит этими дырами, и глядит словно из другого мира.

— И это только начало…

Крылов с внутренним трепетом глядел в эти черные провалы, он не боялся, это был не страх, это было что-то другое — больше чем страх, что-то первобытное.

— А хотите скажу, кто это сделал?

Такого поворота Крылов совсем не ожидал.

— Хочу, — проговорил он тихо.

— Тогда пошли.

Яков Афанасьевич широко шагал по темной аллее парка к видневшейся сквозь голые деревья мечети. Следователь еле поспевал за ним, и нелепо выглядела со стороны эти спешащая куда-то в темноте парочка.

Глава 4 Городу грозит беда

Яков Афанасьевич жил за зданием мечети, в большом дворе со сквером. Казалось, что дом этот является продолжением мечети: слишком плотно сомкнулись их стены. По темной лестнице они поднялись до второго этажа. Крылов цепким взглядом отметил для себя, что вряд ли кто-нибудь видел, как они прошли в квартиру — сюда без труда можно было попасть незамеченным. Металлическая дверь в квартиру изнутри была обита поролоном.

— Проходите, — Яков Афанасьевич пропустил Крылова в темную прихожую. — Не бойтесь, не разбудите никого.

Они шли по коридору. В кухне, мимо которой проходил их путь, горел свет, за столом, как-то механически поднося кружку ко рту, пила чай женщина пенсионного возраста.

— Она глухая, совершенно ничего не слышит, — пояснил хозяин квартиры, бросив взгляд в помещение кухни.

Яков Афанасьевич протянул к двери руку, дверь сама вдруг резко распахнулась.

— Ой, дядя Яша, вы меня напугали, — сказала девушка, выходя в прихожую. — Я тут за вещами заходила… Я домой, послезавтра.

Девушка внимательно посмотрела на Крылова, у нее были вьющиеся, распущенные по плечам рыжие волосы, неестественно белая кожа и курносый нос. Она сняла с вешалки кожаную куртку.

Яков Афанасьевич метнул в сторону Крылова взгляд… Странный взгляд…

Он был явно недоволен нежданной встречей.

— Это племянница моя, — бросил он, входя в комнату.

Крылов, рассеянно кивнув девушке, вошел вслед за ним.

Комната была около двадцати метров, но казалась меньше из-за того, что была загромождена мебелью. Четвертую часть ее занимал концертный рояль погребального цвета, на нем в совершеннейшем беспорядке теснились телевизор, приемник, стопы книг… Большой старинный буфет красного дерева, когда-то презентабельный, но теперь с ободранной местами фанеровкой, выглядел убого. В углу старая кровать с железными спинками, стол, заваленный грязной посудой и книгами, всюду царил холостяцкий беспорядок.

— Вот сюда садитесь, — Яков Афанасьевич сбросил со стула брюки на кровать. — Один живу, порядок навожу редко, с тех пор как умерла жена…