Роман О Придурках

— Так много? — изумился Базиль. В голове эта сумма тут же пристроилась в хвост его личного состояния, суще-ственно увеличивая его. Отчего по телу пробежала сладкая истома, а настроение заметно улучшилось. Славный па-рень, этот Жерар. Жаль только, что фараон.

— Ровно столько, сколько ты получил на обмене фаль-шивок, плюс набежавшие проценты. Считай, что они те-перь честно твои.

Легкая тучка набежала на чело.

— Мы договорились? — Жерар продолжал мило улы-баться.

— Я, право, не знаю, остались ли у меня вещи, которые вас так заинтересовали. Мадам часто наводит порядок и выбрасывает все, что ей кажется ненужным.

— Вряд ли она нашла твои тайники в ножках кроватей, — проявил завидную осведомленность Жерар. Также случай-но Базиль узнал, каково его состояние с учетом акций, процентов по вкладам и спрятанной в подвале кубышки с мелочью.

И дал согласие.

Летом 92 года, сразу после дня рождения его зачисли-ли курсантом в какой-то третьесортный, никому не извест-ный колледж на юге Франции, и четыре года о нем никто ничего не знал. А в 96-ом, когда сердце мадам устало ждать и практически смирилось с потерей, она получила краткую весточку о случайной гибели горячо любимого Базиля в крупной автомобильной катастрофе, о которой много дней вещали все каналы французского телевидения.

Кроме нее, да оставшихся при ней двух сорокалетних "девушек", всплакнуть о Базиле было некому.

КЛИНИКА ДОКТОРА ДУРАША

В маленькой больнице на юге Франции доктор Пьер Дураш, богообразный старичок неопределенного возраста, тихо и мирно доживал свой век и как мог, делал вид что может помочь всем, кто чего-то от него хочет. Слепых он не делал зрячими, глухим не возвращал слух, хромые про-должали хромать несмотря ни на какие усилия доктора. Но у него было одно замечательное достоинство. Он никому не отказывал.

— Доктор, а вот у меня….

И следовало получасовое объяснение. Доктор очень правдоподобно притворялся, что внимательно слушает, а сам занимался любимым делом: ковырял пальчиком в но-су, чаще у клиента, или выискивал у него в волосах тех, у которых ног столько, что и под микроскопом не сосчитать, потому как они, гады кровожадные, не хотят в голом виде под микроскопом лежать, всеми многими лапами одновре-менно во всех местах прикрываются, попробуй тут посчи-тай, сколько раз он за свою жизнь в школу сходил, или с друзьями подрался, или с утра из вскрытого им капилляра опохмелился.

Когда словарный запас клиента иссякал, а пальцы док-тора заходили так глубоко, что он мог почесать глаз боль-ного изнутри, считалось, — знакомство состоялось и боль-ной с доктором обо всем договорились.

— Сделаем, — обещал ни в чем не отказывающий доктор, — в лучшем виде. Можете одеваться и в палату устраиваться. Вечером приду на новоселье, стол накройте, кровать рас-правьте, зубы почистите и в стакан уберите.

Лечил доктор от душевного неуюта.

Он так и полагал — все болезни человека от душевного неуюта. Не зря же его заведение исстари носит название — клиника для душевных, а уже потом больных.

Доктор Пьер Дураш был гением. Непризнанным. Да он и не стремился быть признанным. Наоборот, всячески скрывался от любого признания. Так прямо и говорил этим любопытным сыщикам — имею, говорил, полное право ни в чем не признаваться. А все свои достижения, которые сме-ло могли стать достоянием любопытного человечества, всячески преумалял или же старался выдать за божью во-лю и пробуждение сознания самого осознавшего себя са-мосознанца.

Как-то к нему в клинику привезли даму, страдающую недержанием языка; по научному ее диагноз именовался словесным поносом. Доктор, ради сам не знает зачем, за-писал ее болтовню на магнитофон. Получился целый не-сгораемый шкаф словесного поноса. Дама поносилась не просто так, она делала это разными голосами, различными интонациями, как будто одновременно говорили по мень-шей мере десять человек. Доктор переписал словесный по-нос по ролям и получилось вполне понятное действо: ге-рои многих мыльных опер сошлись вместе и, не слушая друг друга наизусть читали свои тексты.

Все встало на свои места.

Кроме одного.

Одного автора одного непонятного простому смертному текста доктор никак не мог вычислить.

Все санитарки, все нянечки, даже те, которые помнили мыло первой мировой войны, в один голос утверждали, что такого мыла ни в одном мыле никогда не мылилось. Этот чужеродный текст хамски проник в другие тексты, чтобы там замаскироваться, куда надо внедриться, чтобы потом незаметным вынедриться в нужной точке земного шара.

Лечение, прописанное страдающей даме, было про-стым. Ей дали послушать то, что она городила, только раз-деленное доктором по ролям. Дама все поняла, и стала по-носить правильно: выпустит на сцену одного мыльного героя, даст ему высказаться, не перебивает, похлопает, ча-ще себя по голым ляжкам, непременно похвалит: — "Моло-дец! — и пригласит: — Следующий!" И так с утра до вечера, и все тихо, мирно и аккуратно. Но… стоит дойти очередь до того, который ниоткуда, дама хватает стакан, прячется с ним под одеяло и выстукивает зубами азбукой Морзе за-шифрованный текст.