Роман О Придурках

В команду к Папе он в свое время не пошел, хотя ох как звали! Нет, не бабок ему жалко. Себя жалко. Связывать свое имя с их именами… Особенно с этим выскочкой зятем. Аллергия на него у многих. Нет, уж лучше он коммунякам окажет поддержку. Финансовую. Им деньги во как нужны. Пусть отрабатывают, нервы Папе и Семье щекотят. Состояние позволяло играть свою партию. А огромная свора осведомителей держала в курсе всех больших и малых дел.

Вот и про игру Лысого донесли одно, а при встрече он, гад, бабки требовал, вроде как, на другое. Темнит, как всегда, хитрее всех выглядеть пытается. Ну-ну. А то ты, друг ситный, на Луне живешь. А то мы не знаем, что ты можешь, а что другим поручишь. Решайле, например.

Радовался Ходорок, что много знал. Но еще больше радовался бы Лысый, если бы эти мысли Ходорка подслушал. Знать, дошло куда надо "самое тайное". Шансы его личному плану прибавило.

А Ходорок еще и потуги Небритого проанализировал.

Сел, наприкинул. Всем нонешний П-т мешать начал. Верно. Он срок досиживает, власть потрогал краешком ладони. Посмотрел — с чем ее кушать можно, и, естественно, захотел уже всей рукой, да в кулак, да чтобы вокруг только свои, никаких соглядатаев. А уж тем более в ро-ли куклы… Предупреждал же! Не тот человек! Не его надо было ставить!

Как в воду глядел, своей собственной ж… чуял.

Денег много.

Сегодня.

Окрепнет П-т, наберет свою команду, попросит поделиться. А как же! Всю страну подели-ли до него, без него. Как там, в "Свадьбе в Малиновке"? У атамана нет золотого запаса, потому хлопцы и разбегаются. А чтобы не разбегались, чтобы верой и правдой… Надо запас золотой… да потолще… и чтобы ни у кого больше не было… и чтобы никто не посмел диктовать… он же старой закалки, коммунистически-кагэбэшной. Государственник. Того гляди, затеет национали-зацию. Или пересмотрит итоги приватизации…

Ходорок недолго чесал репу.

Созвонился с Гусем, перемололи ситуацию. Гусь аж чуть слюнями не захлебнулся. Очень ему хотелось отомстить за свое выдворение и разорение.

На следующее утро полетел в Лондон, навестил опального Березу. В его согласии не со-мневался. Просто решил прощупать, есть ли у того силы, способные издалека помочь. Ну и… идея его, воплощение не грех на друзей переложить, а самому в стороне постоять. Вдруг чего не по плану пойдет?

Береза пуще Гуся загорелся, тут же сделал несколько звонков, в том числе… даже вслух фамилию называть страшно! Там и ударили по рукам. Береза взял на себя даже больше, чем рассчитывал Ходорок. Он через купленных людей в МИДе своей новой родины подготовит почву на предмет принятия Двором Двойника. И финансирует проект.

Ответ из высокого кабинета не заставил долго ждать.

Клюнули. И даже своего глубоко законсервированного агента на новые задачи переориен-тировать успели.

Операции присвоили кодовое название "Замена".

Г Л А В А 9

ПЯТИРИЖДЫ, НО НЕ ГЕРОЙ

ПЯТИРИЖДЫ, НО НЕ ГЕРОЙ

Любимый аспирант, по совместительству свояк и вербовщик, обещавший поставить Рогатова-профессора на постоянное довольствие к Наташкиной и Юлькиной грудям, благополучно завершил вербовку и ушел.

Профессор проводил его долгим скрежетом зубов о воротник с капсулой яда, но раскусывать сегодня не стал. Подарок Юльки дорог ему в целом виде, особенно сейчас, когда временное довольствие переросло в постоянное двойное удовольствие. Плюхнулся в наконец вернувшееся к нему с повинной горячо любимое кресло и воскликнул.

— О-ё-ёй! Шухры-мухры…

Еще вчера восклицание профессора, как и скрежет его зубов, записали бы четыре особочувствительных микрофона в трех разных студиях звукозаписи и одном передвижном сантехническом автомобиле. Это он с виду сантехнический, а внутри очень даже технически не сан, а принадлежащий КГБ мобильный пункт подслушки и подглядки. Дежурные офицеры и профессиональные звукорежиссеры проанализировали бы и отыскали в словах профессора тайный смысл, а потом спланировали бы свой обед исходя из суммы лимита, отпущенного на молоко за вредные условия труда. Сегодня микрофонов вокруг профессора стало на один квадратный килограмм больше.

— Я теперь как маршал Хрущев или генсек Жуков четыреждым стал! — почесал разноцветную бороду.

Под ногтями кто-то недовольно зашевелился, многолапчатый. Профессор поймал проходимца, небольно откусил все сучащие лапки по правой стороне — чтобы налево не ходил и другим не навредил, и отпустил с миром. А потом вдруг по-новому глянул на свою корявую растопыренную ладонь и опамятовал.

— Ах, ты, мать твою! Про сегодня-то забыл! Я теперь как Брежнев, пятирижденный! Только и разницы, что те герои, а я подряд завербованный. Вот времена пошли! Меня ж еще и КГБ в свою банду пригласило…