Роман о семи мудрецах

Роман о семи мудрецах

Легенда о семи мудрецах и ее старофранцузская обработка

1

В истории мировой литературы встречаются подчас произведения, не только содержание, но и сама структура сюжета которых оказываются поразительно подходящими для совершенно разных художественных традиций и систем, разных же эпох и соответственно разных литературных норм. Наиболее яркий тому пример — знаменитая «история семи мудрецов»[1], десятки переработок которой обнаруживаются в очень многих литературах. Не во всех, все-таки. Исключительное распространение этот сюжет получил к западу от Индии, не обойдя уж тут, видимо, ни одну литературу. В самом деле, известны — хотя бы по свидетельствам древних авторов, а затем и как конкретные сохранившиеся тексты — пехлевийские, персидско-таджикские, сирийские, греческие, древнееврейские, арабские, испанские, латинские, французские, английские, немецкие, нидерландские, итальянские, валлийские, датские, польские, древнерусские, армянские и многие другие варианты и изводы этого сюжета.

Широкую популярность «истории семи мудрецов» обычно сопоставляют со столь же беспрецедентной популярностью «Панчатантры»[2]. Но в судьбе этих двух действительно знаменитых книг есть существенные различия. Переделки «Панчатантры», особенно западные, как правило, далеко уходят от индийского первоисточника. С «историей семи мудрецов» — иначе: здесь вставные новеллы могут, конечно, меняться местами, может сокращаться или расти их число, могут появляться и совсем новые вставные истории, но рамка всегда остается неизменной. Такая ее семантическая определенность, даже жесткость и обусловила тот факт, что в любой редакции этот сюжет очень устойчив.

Основная его структура такова: жена или наложница царя влюбляется в его сына от другого брака (иногда это внезапно вспыхнувшая страсть, иногда же давно скрывавшееся чувство); будучи отвергнута им, она клевещет на юношу, обвиняя его в попытке учинить над нею насилие; молодой человек не может сразу оправдаться, так как расположение звезд предуказывает ему хранить абсолютное молчание в течение определенного срока; царевича ждет суровая кара, но, чтобы отсрочить казнь, воспитатель (или воспитатели) юноши, либо просто некие мудрецы рассказывают царю поучительные истории о коварстве и любострастии женщин и об опрометчивости поспешных суждений и поступков, царица же их рассказам противопоставляет свои, тоже поучительные, но с совсем противоположным смыслом; когда срок молчания юноши кончается, он уличает царицу во лжи, за что она тут же бывает жестоко наказана.

Как представляется, в кратко изложенном нами сюжете можно выделить по крайней мере два фабульных ядра. Одно из них можно было бы назвать «историей оклеветанного мачехой царевича», второе — «отсрочивающими рассказами мудрецов». Показательно, что в разных манифестациях интересующего нас сюжетного инварианта акцент делается на разные его элементы, что, между прочим, отразилось и в пестроте названий соответствующих произведений (иногда книга называется по имени воспитателя царевича и, тем самым, основного «мудреца», иногда — по имени царя, но чаще всего — просто «семь мудрецов»). Поэтому при изучении этого популярного сюжета нас должны занимать по меньшей мере три проблемы: возникновение и распространение — на уровне мифа, а потом и литературы — мотива женского любострастия и коварства и связанного с этим трагического столкновения отца с сыном (двух братьев, хозяина и гостя и т. д. ), сложение рассказов самого широкого дидактического диапазона (в котором постепенно начинают преобладать поучительные истории о женской неверности и об опасности поспешных решений), наконец, возникновение на этой основе уже достаточно сложного сюжетного построения в жанре так называемой «обрамленной повести».

Достаточно трудно, да и попросту невозможно определить, что же возникло раньше — история оклеветанного царевича или циклы дидактических рассказов антифеминистского свойства. Впрочем, вопрос этот праздный: ведь и рассказ о мачехе, соблазняющей приглянувшегося ей пасынка, также может быть отнесен к числу подобных поучительных историй.