Роман о Виолетте

– Вот видишь, – сказал я, – сколь решительно она добивается своего.

– Да она просто тронулась!

– Ясно, как Божий день, что от любви к тебе. Как ты поступишь?

– Ну уж отвечать не буду.

– Напротив, напиши ей.

– С какой стати?

– Хотя бы ради того, чтобы не ставить себе в упрек ее смерть.

– Эх, господин Кристиан! Вам просто не терпится увидеть графиню раздетой.

– Ты же знаешь, что она терпеть не может мужчин.

– Да, но уж вы-то постараетесь переубедить ее.

– Виолетта, малышка, если ты против…

– Нет, я не возражаю, но при одном условии.

– Каком?

– Обещай, что никогда не станешь заниматься с ней любовью до конца!

– Что ты под этим подразумеваешь?

– Предоставляю ей твои глаза, руки и даже губы, но остальное приберегаю для себя.

– Так и будет, клянусь!

– Чем клянешься?

– Нашей любовью! А теперь вернемся к письму графини, тут есть, над чем подумать: положение, которое она предлагает тебе занять, сулит немало выгод.

– Оставить тебя – никогда! Может, когда-нибудь ты прогонишь меня, и вправе будешь так поступить, раз я сама к тебе пришла, но мне легче умереть, чем бросить тебя!

– Тогда откажемся от этого предложения.

– Я так и полагаю.

– Следует сообщить ей об этом.

– Как именно?

– Бери перо.

– Не страшно, если я наделаю орфографических ошибок?

– Напрасно тревожишься. За каждую твою ошибку графиня с радостью заплатит по луидору.

– Выходит, если я напишу двадцать пять строчек, наберется не меньше двадцати пяти луидоров?

– Не беспокойся об этом. Пиши.

– Я готова.

Виолетта взялась за перо, и я начал диктовать:

«Госпожа графиня,

я прекрасно понимаю, что жизнь, которую Вы мне предлагаете, была бы счастьем, но я слишком поторопилась и пусть даже не счастье, но тень его обрела в объятиях любимого мужчины. И теперь ни за что на свете его не брошу. Быть может, он бы вскоре утешился: говорят, мужчины такие непостоянные, но я никогда бы не утешилась…

Крайне огорчительно, поверьте, отвечать Вам отказом; Вы были так добры, и сердце мое преисполнено благодарности; если бы не различие в положении, я с радостью подружилась бы с Вами, хотя и сознаю, насколько мало привлекает дружба с той, которую жаждешь видеть в роли возлюбленной.

В любом случае, увидимся мы снова или нет, я сохраню в памяти среди наиболее сладостных ощущений, испытанных когда-либо мною в жизни, поцелуй, который Вы оставили на моей груди, и тепло Вашего дыхания, когда Ваши губы приблизились к моим бедрам. Вспоминая этот поцелуй, я закрываю глаза и вздыхаю; вызывая в памяти тепло Вашего дыхания, я таю… Наверное, не следовало говорить Вам такое, поскольку все это столь напоминает признание. Но ведь я говорю это не прекрасной графине, а милой моей Одетте»

В конце я продиктовал:

«Ваша маленькая Виолетта, которая, даже отдав свое сердце другому, душу приберегает для Вас».

– Не стану так подписываться, – заявила Виолетта, отбрасывая перо.

– Почему?

– Потому что и сердцем моим, и душой владеешь ты; пусть даже они тебе больше не нужны, все равно я не возьму их обратно.

– Ах, любимая!

Я сжал ее в объятиях и покрыл поцелуями.

– Готов пожертвовать всеми графинями в мире ради одного из этих тончайших волосочков, застревающих у меня в усах, когда я…

Виолетта положила ладонь на мои губы, приказывая умолкнуть. Я не раз отмечал, как она, будучи натурой тонкой и нервической, ничем не сдерживаемой в ласках и в наслаждении, проявляла врожденный целомудренный слух.

Мне уже доводилось сталкиваться с этой милой странностью, свойственной женщинам, наделенным любопытными глазами, безотказным ртом, тонким обонянием и искусными руками.

– И как же мы теперь поступим с письмом?

– Отошлем графине.

– По почте или с рассыльным?

– Хочешь получить ответ сегодня вечером – пошли с рассыльным.

– Она не ответит.

– Еще как ответит! Графиня задета за живое и теперь не остановится на полпути.