Роман о замках. Книги 1-4

Странно сознавать, что это великолепное жилище, построенное в 1778 году архитектором Барре для главного казначея артиллерии и инженерных войск по имени Леметр, в продолжение всей своей истории находилось под властью женщин. Несчастному казначею было дано лишь право построить замок, жил же он в нем всего восемь коротких лет до того, как покинул этот мир (о котором он вряд ли сильно сожалел) ради другого, как мы все стараемся верить, наилучшего из миров.

Как только его не стало, в замке поселилась обворожительная женщина. Когда дядюшка-казначей оставил ей замок в наследство в 1786 году, мадам де ля Бриш решила отметить это событие. Будучи, по словам знакомых, «лучшей хозяйкой в стране», она решила, что на ее новых землях каждый должен насладиться устроенным ею празднеством. Даже крестьяне, причем в числе первых! Конечно, великие идеи свободы, особенно идеи Жан-Жака Руссо к тому времени уже были провозглашены, но нельзя с уверенностью сказать, что мадам де ля Бриш находилась под их влиянием. Она, разумеется, испытывала симпатию к селянам и сохранила ее на всю свою жизнь, хотя злые языки утверждали, что урожденной мадемуазель Прево[218] перенять королевский вкус и снобизм неоткуда. На что мадам де ля Бриш вполне могла бы ответить злым сплетникам, что и королева Мария-Антуанетта тоже любила сельскую жизнь и цветы, причем, может быть, еще в большей степени, чем мадам де ля Бриш.

Как бы то ни было, люди в ее владениях имели возможность увидеть красивейший праздник в своей жизни. «Любовь к моим крестьянам, желание сделать их счастливыми доставляли мне душевную радость. Я устраивала праздники для обитателей моих земель, и они приняли меня очень доброжелательно», – написала она потом в своих «Мемуарах». А вот еще: «В аллеях парка были расставлены большие столы, на них – большие блюда с пирожными, пряниками и вином. Играли скрипки, начались танцы. И все это – ради веселья и ощущения счастья всех этих добрых людей». Потом праздники стали повторяться, сколько для ее собственного удовольствия, столько и с целью следовать руссоистской моде той эпохи. Кстати, по мужу она была родственницей мадам д’Удето, к которой женевский философ пылал весьма сильной страстью.

По всей видимости, ей были признательны и в окрестностях Арпажона: когда пришла революция, у мадам де ля Бриш и ее дочери не было никаких неприятностей. Все обошлось для них самым наилучшим образом, им даже не пришлось эмигрировать, а потом с приходом империи все встало на свои места, разве что с одним светским добавлением: нужно было выдать замуж дочерей. Старшая, Алексис-Шарлотта-Жозефина-Мария, вышла за префекта депатрамента Кот-д’Ор (в 1808 году) Матье-Луи Моле, принадлежавшего по отцовской линии к высшей парламентской знати, а по матери – к Ламуаньонам.

Ожидая, когда благодаря определенным политическим пертурбациям ему достанется должность министра морского флота при Людовике XVIII, потом – министра иностранных дел… и даже премьер-министра при Луи-Филиппе, Матье Моле нередко обманывал свою жену, находившую утешение в увлечении театром и постоянно посещавшую его в обществе матери или же занимавшуюся постановками небольших пьес на сцене в Маре. В салоне мадам де ля Бриш, как в Париже, так и в Маре, никогда не было скучно. Хозяйка стремилась, чтобы все в ее доме чувствовали себя хорошо, и позднее одна из ее лучших подруг, герцогиня де Майе, отдала должное ее гостеприимству, написав в мае 1824 года следующее: «Вчера я вернулась из Маре, где провела восемь дней в гостях у мадам де ля Бриш, замечательной женщины, умеющей жить легко более, чем кто-либо из всех, кого я знаю; она всегда занята другими и ничего не требует для себя – в гостях у нее просто чудесно».

А несколькими годами раньше (13 февраля 1820 года) мадам де ля Бриш даже удалось войти в историю. В тот вечер у нее проходил бал. Для разнообразия – крестьянский бал: «Там были волынки, мужчины в колпаках и женщины в крестьянских чепчиках». «Я вспоминаю большого месье д’Оденарда, переодетого в ребенка с подушечкой на голове, и месье де Мюна в костюме кормилицы. Я, – пишет мадам де Майе, – была в черном домино и очень увлеклась, интригуя мадам де Кастеллан, когда у дверей вдруг послышался шум. Мадам Эжен д’Асторг упала в обморок. Приехали за принцем Фердинандом де Леоном, первым шталмейстером герцога Беррийского. По залу пробежал шум: герцога Беррийского только что убили на выходе из Оперы…» В тот вечер бал закончился внезапно.

После смерти мадам де ля Бриш (в 1844 году) вереница женщин – владелиц Маре не прервалась. Сначала Маре перешел к графине Моле, потом – к ее дочери, мадам де ля Ферте-Мён, наконец – к ее племяннице, герцогине де Ноай. Так над крышами Маре пролетел XIX век.