Роман о замках. Книги 1-4

Вернувшись из эмиграции в 1807 году, герцог де Дюра, прежде чем стать первым дворянином Палаты королей Людовика XVIII и Карла X (после того как он занимал эту должность при их несчастном брате Людовике XVI), купил замок Юссе и обосновался там с твердым намерением как можно реже покидать его. Этот человек считал себя пресыщенным приключениями и больше всего ценил тихую сельскую жизнь туреньской деревни, не говоря уже о богатой библиотеке своего нового замка.

Его жена добровольно отправилась в Юссе, однако зимой она предпочитала Париж, где держала литературный салон. Она вернулась из эмиграции раньше своего мужа, после государственного переворота 18 брюмера. Это была одна из многих пар, словно специально созданных ради объединения семей и состояний в стенах Версаля или же во время эмиграции.

Урожденная Клер де Керсен, дочь адмирала того же имени, который лояльно служил Республике и поплатился за это, как и многие другие, эшафотом, мадам де Дюра не отличалась красотой, хотя никто не мог бы заметить неправильности в ее чертах. Она была добра, великодушна, умна и хорошо воспитана, но ей недоставало того самого пустяка, что толкает мужчин на совершение глупостей.

В 1809 году, в замке Меревилль, что около Этампа, мадам де Дюра повстречала Шатобриана и тут же вдохновилась им: «Я услышала, как можно говорить об этой прекрасной стране [речь шла об Испании], заставляя слушателей сожалеть о том, что они там не были. Я не помню, говорили ли мы уже об этом удивительном человеке, объединяющем в себе столь прекрасный гений и простоту ребенка… сразу заметно, что он ценит только душевные качества».

Серьезная ошибка в оценке! На самом деле в это время Обольститель наслаждался благосклонностью хозяйки Меревилля, Натали де Ноай, герцогини де Муши, но мадам де Дюра сразу не заметила этого. Пораженная величием этого человека, она тут же влюбилась в него и не стала скрывать своих чувств.

«Она всем сердцем отдалась Шатобриану, – писал тогда Жан д’Ормессон, – и попыталась его обольстить. Как большинство писателей, даже если они отказываются это признать, он остерегался слишком умных женщин, видя в них или соперниц для своего величия, или же существ, более чем другие способных противостоять их соблазнению».

Другая ошибка, на сей раз – со стороны писателя! Мадам де Дюра не только не противилась его соблазнению, но и воспламенилась такой страстью, что даже испугала Шатобриана. И он стал играть с ней в жестокую игру.

Он прекрасно знал, что она его любит и мечтает о взаимности, но, тем не менее, не испытывал к ней физического влечения и предпочел верить в устремление душ, в одну из разновидностей эфирной платонической любви, которую якобы лишь и могут испытывать великие люди. Плотские страсти не достойны столь интеллигентной женщины. Что ей подходит, так это нежная дружба, мягкое единение сердец. И бедняжка Клер неожиданно обнаружила себя обращенной в ранг сестры, от которого она не посмела отвернуться, хотя он совершенно ее не устраивал.

Сестры, в разговорах с которой великий человек позволял себе доходить до интимных откровений: «Мадам де Муши знает, что я люблю ее, что ничто не может оторвать меня от нее. Уверенная таким образом во мне, мадам де Муши не запрещает мне ни видеться с вами, ни писать вам, ни даже посещать Юссе с ней или без нее. Если бы она запретила мне это, я бы тут же послушался, о чем уже говорил вам сто раз. Вы не находите, что это плохо? Вы меня очень хорошо понимаете».

Какая влюбленная женщина не пришла бы в бешенство от подобных слов? И все же мадам де Дюра согласилась со всем. Она любила так сильно, что была готова на все, лишь бы сохранить хотя бы то малое место, которое любимый человек уделял ей в своей жизни, не теряя надежды, что когда-нибудь он полюбит ее так, как она того желала.

Время шло, прошла Империя, вернулись Бурбоны! Во времена Реставрации положение герцога де Дюра было великолепным. Первый дворянин Палаты, он был приближенным к особе короля и мог добиться любых милостей. И Шатобриан, прекрасно зная об этом, решил использовать несчастную Клер, чтобы преуспеть в политико-дипломатической карьере, о которой он мечтал.

Конечно же, мадам де Дюра не могла отказать ему ни в чем, и в 1822 году ей удалось отправить его на Веронский конгресс… а еще она исполнила множество других его приказаний: «Вы потратили восемь дней, – едко писал великий человек, – на то, чтобы поговорить с Вилелем о вопросе чрезвычайной важности»… Позднее это будет посольство Франции в Лондоне, затем – в Риме и даже Министерство иностранных дел, где, надо это отметить, Шатобриан вовсе не выглядел звездой. Но при всем при этом не забыл ли он роль, навязанную им самим той, которую все еще звал своей сестрой и с которой обращался так, как не осмелился бы обращаться с Люсиль, своей настоящей сестрой. «Не без некоей суеты я сам выстроил свою судьбу, – всерьез писал он, – и я обязан этим только самому себе… Этого оказалось достаточно, чтобы стать гением литературы».