зу же выплёскивает его содержимое Лебединскому на табло):
- Ты лучше помалкивай, а не то это будет твоей последней лебе динской песней !!! (Лебединский Жириновскому, утираясь рукавом и сжимая кулаки):
- Упал, десять раз отжался !!!!!! (Ёлкин, втискиваясь между этими двумя искателями консенсуса):
- Зла-пу-кин-цы! Ну чево это вы ссоритись как Какашенко с журна листами ! Дав-но, понимаишш, пора по-нять, чтаа-ааа ... (Горбунковский,перебивая Ёлкина):
- Борис, ты не прав ! Ну шо это за слово "злопукинцы", таких сло вов не бывает, Это жи бестактно, как говорится, так бизграмотно гово рить, товарищи. За красотой речи надо бороться ! Вот я вам щас урок правильной речи даду! Даду-даду ! Даду-дадуда !! Даду-даду !!!!! (Ёлкин,хватаясь за сердце):
- #Ё)(*к?"+##, мать-перемать !!! Все подрываются, хватают Ёлкина и уносят на операцию.
На пустыре остаётся один Толян. Он медленно хватается за перебин тованную собственными портянками голову и тихо стонет:" Это дурдом!".
- 21
Даже не успев как следует прийти в себя, Толян понял, что это еще далеко не конец крутой силовой разборки, невольным свидетелем которой он оказался. Его юная , но уже достаточно потрепанная в житейских пе редрягах интуиция властно заявила ему , что эту мелкоплавную шушару , развернувшую тут дикую активность, можно выставлять в межволостном музее восковых фигур им. Двухсотлетия освобождения Московского Госу дарственного Университета от М.В. Ломоносова в качестве подпорок для экспонатов. Сердце чуяло , что настоящего хозяина Злопукина и его ок рестностей (инвалид был крут, без сомнения, но ...), настоящего тене вого монстра , этакого паука в банке , ему еще предстоит увидеть. И с каким блеском,дорогой ты мой читатель,эти его опасения подтвердились!
Из-за бугра, куда все потащили Елкина, донеслись какие-то шлепки, вздохи, глухие удары и через несколько мгновений вся изрядно потре панная кодла (колонной по четыре, строем и в ногу, с дистанцией на одного линейного и с песней "Ты не бойся меня, уркагана!") стройными рядами перевалила через бугор уже в обратном направлении и чинно за няла свои места за столом. Ноздри отцов и детей демократии нервно по дергивались, руки машинально проверяли наличие пуговиц и подшитость воротничков; Лебединский, схватив Горбунковского за шиворот, поливал тому лысину пятновыводителем, Жиряковский , поставив Елкина по стойке "смирно", скупыми , но эффективными тумаками подравнивал тому осанку. Все ждали - чего-то или кого-то. И это что-то или кто-то появилось.
Послышался шорох осыпающейся под чьими-то ногами сухой земли, и на бугре воздвигся мужик. Высокого роста, лысый, с карими глазами, длинным носом и выступающей нижней губой, двигался он, как-то притан цовывая, руки постоянно совершали какие-то движения, напоминающие хватательные. Одет он был в выкрашенную дегтем кожаную куртку и синие портки, под курткой определялась линялая майка, на которой сквозь легкий налет грязи просматривался загадочный рисунок в виде кулака с отставленным средним пальцем и надписью "United States off Zlopukino" На могучей в некоторых местах груди, на правом и левом лацканах курт ки, на поясе и, как потом выяснилось, на спине болтались довольно большие позолоченные значки, с барельефом Геракла, разрывающего пасть турецкому султану и надписью вокруг барельефа "Serve Protect. Zlopukinskaya state policy". "Минтяра!",- догадался Толян. "Сам ты минтяра!", - обиженно догадался в ответ местный городовой, любимец женщин и пенсионеров, гроза и по совместительству глава местной мафии Степка Сягайло ...