Роман 'Петровичъ'

Доклад прервал сынишка местного адвоката Вовка Жиряковский — не по годам несмышлёный пацанёнок:

— Шо вы этово тупера слушаете, та он же тормоз, однозначно!

Вовка швырнул Борису гранёным стаканом в харю. Ёлкин увернулся и стакан угодил на лысину Мишке Горбунковскому, но тот не проснулся…

— Когда я буду президентом, а я буду президентом — это однозначно, никаких указов не будет воще! Мы будем жить очень круто! Мы будем мыть свои валенки сугубо в Тихом Океане, и мне от души наплевать сколько арабов мы замочим водой по пути к нему…

Вовка действительно демонстративно харькнул в Ёлкина, тот увернулся и темный сморчок приземлился, вернее прилысинился, на голову Мишке.

На этот раз Горбунковский не вытерпел и проснулся:

— Ну это, товарищи, уже слишком! Мало того, шо, как говорится, спать не дают, так ещё и анархию тут развели. Надо с этим, надо с этим кончать, товарищи, и пора бы, пора бы уже начать жить по-новому! Вот мы с Райкой Максимильяновной начали… Ведь шо главное, товарищи? Я считаю, шо главное начать, и я думаю, шо выражу, шо выражу общее мнение, товарищи!

В дискуссию вступает Саня Лебединский, на днях громогласно про возгласивший своё повышение по службе — из генерала-майора он произвёл себя в генерала-генерала:

— А я считаю так: ррряз, ррряз, ррррряз — два — ттри, левой, левой!!!!! (Горбунковский, поправляя очки):

— Так, вы по процедурному вопросу??? Тогда обождите!!! (Жиряковский, навязываясь в драку):

— Та шо ты нам рот затыкаешь! Козёл ты, козёл однозначно!!! (Ёлкин, встав и нахмурясь):

— Расияне! Злопукяне!!! Не нада, панимаишш, ругаться! (Лебединский, посадив Ёлкина и маршируя):

— Рряз! Рряз!! Песню запеее-ее-ВАЙ!!! Саюууз нерушиимыыых!… (Жиряковский, тыча пальцем в Лебединского):

— Та заткнёт кто-нибудь этого профессора или нет?!!! (Лебединский Жиряковскому, басом):

— Сам ты лодочник!!! (Жиряковский Лебединскому, льстиво):

— Ну, погорячился, Санёк, чё ты? Налей водички лучше… (Лебединский наливает в стакан воду. Жиряковский берёт стакан и сразу же выплёскивает его содержимое Лебединскому на табло):

— Ты лучше помалкивай, а не то это будет твоей последней лебединской песней!!! (Лебединский Жириновскому, утираясь рукавом и сжимая кулаки):

— Упал, десять раз отжался!!!!!! (Ёлкин, втискиваясь между этими двумя искателями консенсуса):

— Зла-пу-кин-цы! Ну чево это вы ссоритись как Какашенко с журналистами! Дав-но, понимаишш, пора по-нять, чтаа-ааа… (Горбунковский, перебивая Ёлкина):

— Борис, ты не прав! Ну шо это за слово «злопукинцы», таких словов не бывает, Это жи бестактно, как говорится, так бизграмотно говорить, товарищи. За красотой речи надо бороться! Вот я вам щас урок правильной речи даду! Даду-даду! Даду-дадуда!! Даду-даду!!!!! (Ёлкин, хватаясь за сердце):

- #Ё)(*к?"+##, мать-перемать!!! Все подрываются, хватают Ёлкина и уносят на операцию.

На пустыре остаётся один Толян. Он медленно хватается за перебинтованную собственными портянками голову и тихо стонет: "Это дурдом!".

—21—

Даже не успев как следует прийти в себя, Толян понял, что это еще далеко не конец крутой силовой разборки, невольным свидетелем которой он оказался. Его юная, но уже достаточно потрепанная в житейских передрягах интуиция властно заявила ему, что эту мелкоплавную шушару, развернувшую тут дикую активность, можно выставлять в межволостном музее восковых фигур им. Двухсотлетия освобождения Московского Государственного Университета от М.В. Ломоносова в качестве подпорок для экспонатов. Сердце чуяло, что настоящего хозяина Злопукина и его окрестностей (инвалид был крут, без сомнения, но…), настоящего теневого монстра, этакого паука в банке, ему еще предстоит увидеть. И с каким блеском, дорогой ты мой читатель, эти его опасения подтвердились!

Из-за бугра, куда все потащили Елкина, донеслись какие-то шлепки, вздохи, глухие удары и через несколько мгновений вся изрядно потрепанная кодла (колонной по четыре, строем и в ногу, с дистанцией на одного линейного и с песней "Ты не бойся меня, уркагана!") стройными рядами перевалила через бугор уже в обратном направлении и чинно заняла свои места за столом. Ноздри отцов и детей демократии нервно подергивались, руки машинально проверяли наличие пуговиц и подшитость воротничков; Лебединский, схватив Горбунковского за шиворот, поливал тому лысину пятновыводителем, Жиряковский, поставив Елкина по стойке «смирно», скупыми, но эффективными тумаками подравнивал тому осанку. Все ждали — чего-то или кого-то. И это что-то или кто-то появилось.