Роман 'Петровичъ'

А так как в этом положении она пробудет следующие минут двадцать, я полезно использую это время для описания её внешности. Внешность у Клавдии Плутарховны Титькиной была очень привлекательная, не то, что внутренность. На вид ей было лет 18–35, в зависимости от настроения и освещения. В основном блондинка. Чувственные, зовущие губы, открываясь, демонстрировали окружающей природе блеск и сияние передних резцов, а закрываясь, скрывали от придирчивого взгляда гниющие мосты и кариес с эффектом дирола. Глаза были очень красивы. Это были самые красивые глаза, про которые я когда-либо писал, а уж я-то в этом деле, поверьте, очень некисло разбираюсь. Великолепные, тёмно-голубые глаза её имели такую глубину, что в ней потерялся бы любой мужчина, доведись ему хоть раз взглянуть в эти чудесные, манящие озёра страсти. Жаль только, что ни один дурак этого не оценил, потому что на носу и на страже Титькиной всегда стояли огромные очки с невероятными по своей толстоте линзами. Формы Клавдия имела очень пышные, но по ходку, ноги и руки имела лёгкие, о чём быстро догадались в местном казино "Ночной кутило", перестав пускать туда Титькину ещё на прошлой неделе. Завершает этот краткий портрет копна рыжих волос, скрывающая от постороннего взгляда премилую попку. В смысле, волосы закрывают её любимую майку с изображением самки австралийского попугайчика на гибкой и сильной спине.

Клавдия стояла с открытым ртом и сильно хлопала глазами. Под эти аплодисменты Сыч пришёл в себя окончательно, и начал торжественное выползание из своего ночного убежища. Гигантских размеров бультерьер Булька с огромным синяком под левым глазом (правый хук у Сыча всегда был не плох) удивлённо рассматривал выгнавшего его, грозу кошек и Клавкиных кавалеров, Бульку, из родной будки. Для порядка и зарисовки перед хозяйкой, Булька поставил на дыбы шерсть на загривке и зарычал. В соседском доме упал шкаф. Но Сыч только взглянул на собаку, как та сразу поджала хвост и жалобно заскулила. Видимо рисковать последним оставшимся после ночного выяснения отношений с Сычом зубом, Булька не собирался, вследствие чего, поспешно ретировался за сортир.

Сыч поднялся на ноги, отряхнулся, кашлянул в грязный кулак, и сделал неплохой реверанс.

— Доброго утра, хозяюшка.

Клавдия Плутарховна Титькина закрыла рот. Передником.

— Не обессудь, родимая, что собачку твою помял малость, так ить она ж первая почала…

Клавдия Плутарховна Титькина открыла рот. На всю округу.

Мысленно считая на сколько у неё хватит дыхалки, Сыч осмотрелся. Домишка был складный. Это был склад спецодежды до того, как в прошлом году его не отдали молодой специалистке Титькиной, приехавшей по направлению из Санкт-Петербурга работать учительницей химической культуры, английской географии и Булевой геометрии. Во дворе лежал свежесрубленный колодец. Все окна были открыты (и в отличии от Windows-95, никому работать не мешали). Двор был окружён бамбуковыч частоколом, который в свою очередь, был окружён сосновым редкоколом. Редко кому удавалось проникнуть сюда в целях соблазнения Клавдии. А тем смельчакам, которым это удавалось, доставалось от Титькиной колом, который и сейчас стоял возле трёхступенчатого крыльца.

Видимо тоже подумав об этом, Титькина перестала ревлать по второй контр-октаве и взяла в руки кол, а после него и себя.

"Пять минут двадцать восемь секунд." — отметил про себя Сыч, — "Неплохо для женщины. Молодчинка."

Молодчинка быстро приближалась, размахивая колом.

Тогда Сыч прочувствовал на себе не доходившую до него прежде русскую пословицу"… а ему — хоть кол на голове теши…". Медленно отрубаясь, он по привычке оценил силу удара, — "Шестьсот пятнадцать килограммов. Неплохо для женщины… Мало… Чинка…".

—39—

(предупреждаю честно — эту главу можно вообще пропустить)

Ну и ладно. Анкета, так анкета. Люблю петь дифирамбы самому себе, а если это еще и в массы бросить — вообще, круто!