Роман по заказу

В небольшом кабинете, кроме письменного стола, двух стульев и вешалки в углу, ничего нет; впрочем, не совсем точно: еще обилие почетных грамот на стене. Небольшие, одноцветные, отпечатанные в скромной районной типографии; повиднее и побогаче, с броскими шрифтами — областные; наконец, широкие, респектабельные, с золотым тиснением и министерскими факсимиле — центральные. За спортивную работу, за отличные учебные показатели, в связи с пятидесятилетием детдома, за успехи в художественной самодеятельности, за… за…

— Ого, целая выставка!

— Это всё при Орлове. Без него мы одну получили.

Директор, зовут его Евгением Александровичем, то запускает пятерню в густые русые волосы, то берется за сигарету; при долгих затяжках — сигарета, наверно, сырая — по-юношески розовые щеки его западают; еще не осипший от табака голос звучный и чуть виноватый.

— Понимаете, я ведь его ни разу не видел… Работаю тут почти год. Привык, втянулся вроде. И с коллективом отношения нормальные. А чувствую себя… словно я у него — заместитель. Словно вот-вот он придет и спросит: а это почему так, а не эдак?

Увеличенные выпуклыми линзами очков глаза Евгения Александровича смотрят открыто, ясно. Мельком думаю о том, что не всякий на его месте да в его годы был бы так откровенен.

— Соберемся на совещание — сидим, советуемся. И обязательно кто-нибудь скажет: «А Сергей Николаевич вот как считал». Так что очень вы правильно — написать о нем. Это личность, понимаете?

Визит мой, таким образом, истолкован весьма категорично, — осторожно говорю, что намерения, мол, не столь уж определенны, что пока хотелось бы встретиться с бухгалтером Александрой Петровной, перед которой виноват…

Кажется, только на это, на последнее, и обратив внимание, директор живо поднимается.

— Пойдемте, я вас познакомлю. Она у нас старожил.

С белой стены все так же спокойно, чуть любопытствующе смотрит Сергей Николаевич Орлов, провожая нас взглядом — такое ощущение — по длинному коридору. Директор по пути распахивает широкую двухстворчатую дверь, предлагает:

— Посмотрите наш спортзал. По смете не предусмотрен — спортзалы при школах. Да и то не во всех. А у нас, понимаете, — свой. Потому наши мальчишки и девчонки по району — лучшие спортсмены. Для своего возраста, конечно.

Зал просторный, забранные решетками окна выходят в сад; с высокого потолка свисают кольца трапеций, посредине стоит обтянутый коричневой кожей «конь» — когда-то самый ненавистный для меня снаряд: подбежав и ухватившись за скобы, в последнее мгновение чувствовал вдруг, какие у меня длинные неуклюжие ноги, и позорно плюхался верхом…

— Все его заслуга Орлова, — уточняет директор. — Строгача, понимаете, схлопотал, а зал — вот он!

Бухгалтерия расположена в такой же небольшой и так же обставленной, как и директорская, комнате, с той лишь разницей, что здесь не один письменный стол, а два, впритык составленные, да еще канцелярский, незамысловатого местпромовского изготовления шкаф. Успеваю подумать: отлично оборудованный «неплановый» спортивный зал, стерильная белизна коридора с дорогим пластиком на полу и предельно скромная обстановка служебных кабинетов — это уже не случайность, а заведенный порядок, норма…

— К нам гости, Александра Петровна, — объявляет директор и несколько торжественно представляет меня.

Миниатюрная, уже немолодая женщина в желтой трикотажной кофточке вскакивает, словно подкинутая пружиной.

— Господи, а мы вас и ждать перестали! — очень непосредственно восклицает она. — Думали — забыли. Или зазнались.

Случайно вырвавшееся задиристое словцо ее же и повергает в крайнее смущение: открытое скуластенькое лицо стремительно заливается краской, под редкими невидными бровями стыдливо и смешливо, совсем по-девчоночьи, сияют черные — как великолепные агаты, глаза. Прижав маленькие руки к рдеющим щекам, она качает головой, покаянно смеется.

— Ой, да что ж это я, не обижайтесь! Ждали вас, ждали! Ну, как же, думаем, так, — ведь должен приехать! Мы ведь вас своим считаем. Не к чужому какому обращались. Это, мол, как же — о таком человеке, и не написать? Не может такого быть. А потом уж и стали говорить — не захотел, дескать. Ой, хорошо-то как — спасибо вам ото всех!