Утром меня подняли рано, выдернули из кровати, мир вокруг лепился из неясности и пронзительного света лампочек. Мать помогала мне одеваться – я хотел по привычке закричать: «Я сам!» – но потом решил не сопротивляться, отдаваясь на волю ее рук.
В трамвае я задремал под неторопливый, тяжелый стук колес, положив маме голову на колено. Колеса грохотали, я вздремы-вал, чувствовал себя так, будто на голову надели ватный мешок и снаружи легонько его пихают: вправо – влево, вправо – влево. В шко-лу, в шко-лу! Там, наверное, придется много заниматься, ведь я столько пропустил! Но я догоню, это нетрудно. 5+3=7, это можно сосчитать на пальцах. 5+6 – пальцев не хватает, но если разогнуть все обратно, а потом загнуть один, получается как раз 10+1=11! А 10+8 – это и пальцев не надо, и так понятно: восемнадцать!
Трамвай остановился, грохотнула, открываясь, дверь. Я открыл глаза: нет, еще не наша! В легком утреннем тумане, сквозь запотевшее стекло проглядывали два желтых огонька: окошки домика, деревянного, их в Краснодаре осталось еще довольно много. Входящие люди: мужчина в сером пальто, из носа смешно торчат волосы, женщина в шапке, хотя еще не так холодно, чтобы носить шапку, старушка в платке с обвислыми толстыми щеками. Я подумал о том, что сейчас, как учила мама, придется уступать место, и снова закрыл глаза: если я сплю, значит, я ее не вижу, и если мама не разбудит, можно ехать дальше. Мама не разбудила, теплая вата обволокла снова, колеса мирно застучали: «В шко-лу, в шко-лу!»
Люди что-то ворчали, пахло смазкой, нагретым железом трамвайной электрической печки, все вокруг были сонные – это чувствовалось даже с закрытыми глазами, наверное, по особому воздуху, который они выдыхали из себя, застоявшемуся и теплому. Трамвай грохотал, скрипел и изгибался на поворотах. Сквозь полудрему я почувствовал мамино движение – она повернулась к стеклу и протерла рукой запотевшее окно, потом начала осторожно теребить мою голову рукой.
– Сыночка, – ее голос дрожал, я чувствовал, что она сейчас опять заплачет, – сыночка, посмотри, посмотри!
Я нехотя открыл глаза и посмотрел в окно. Трамвай как раз проезжал по холмистой, самой высокой части города, уже практически по окраине: в окно было видно огромное голое поле, площадку, покрытую бурой неровной землей и уходящую куда-то в волны утреннего тумана. Над полем появлялось солнце, уже зимнее, большое и красное, как огромный глаз – глаз циклопа, случайно сфотографированного «Кодаком». Мама все шептала:
– Смотри, сыночка, смотри! – уже начинала всхлипывать, а я переживал то самое чувство, которое внезапно ослепило меня в тот день, когда приезжал дядя Тихон, и мы с Викой играли во дворе: чувство остановки времени.
Поле стояло и вибрировало, колыхалось холодными и теплыми волнами, рождающими влагу, окутывавшую землю дымку – туман. Циклоп смотрел холодно и безразлично – его тепло было водянистым и тусклым, гораздо слабее, чем тепло электрической печки. Глаз холодно усмехался. «В школу?» – спрашивал он. «В шко-лу, в шко-лу», – отвечали колеса. 5+6=11, 10+8=18, – поддакивал я. Глаз медленно поднимался над полем, будто закатывался под невидимое веко, изображая полное презрение к нашей уверенности. «Ты что, не узнаешь это поле? – дивился он. – Ты не знаешь, что будет через две остановки?» Поле, думал я. Конечно поле, я знаю это поле, но… нет, не может быть, мало ли, у нас маленький город, гораздо меньше Ленинграда. Все близко… через две остановки. Значит, сейчас будет…
«Проспект Энгельса, – говорил глаз, закатываясь выше, – и ты это знаешь лучше меня… »
Вокруг все так же стояли старушки, мужчина с волосами из носа, прикрывший глаза и дремавший стоя, женщина в шапке, почему-то все время поджимавшая губы. Я снова положил голову маме на колени, но тут трамвай остановился, я сразу же вскочил и посмотрел в окно. Красный глаз исчез за домом, длинной девятиэтажкой, в начинающее снова запотевать окно были видны буквы и цифры, нанесенные на дом черной краской через трафарет: пр. Энгельса 13—2. Спросить маму? Ведь ты даже не спросил, куда мы едем. Да нет, зачем, и так понятно. А если?.. НЕТ, не может быть! Да, сейчас будет остановка «Аэропорт», а потом…