Роман с бабочками

— Когда мы выясним, какие виды есть в наличии, — говорит Джереми, — то сможем возвращаться на одно и то же место и сверять новые наблюдения с тем, что мы уже зафиксировали. Сможем увидеть, что конкретно изменилось. Сможем точно оценить, сколько видов погибнет в результате появления той или иной технологии. И возможно, придумаем, как уменьшить этот «побочный ущерб». Но для начала требуется базовая информация.

На планете, где практически все ландшафты преобразуются человеком, планирование правильной «мозаики развития» не менее важно, чем сохранение заповедных участков.

Планируется, что в «Ночных бабочках Борнео» будет восемнадцать томов. Джереми работает над тринадцатым.

Из кабинета Дика Уэйн-Райта, хранителя отдела энтомологии, видны — по крайней мере, мне хочется в это верить — кроны деревьев Кенсингтонского сада, воспетого Джеймсом Барри в «Питере Пэне». В 1961 году восемнадцатилетний Дик пришел в этот кабинет поинтересоваться, нельзя ли устроиться на работу в музей. С тех пор он в музее безвылазно — конечно, за вычетом времени, которое он провел в университете и в аспирантуре, а также в полевых исследованиях.

Джон Теннент посоветовал мне расспросить Дика о том, как он ел насекомых перед телекамерой.

Филипп Девриз описал Дика как «нетипичного и пылкого» систематизатора. Дик, как и Фил, в прошлом джазовый музыкант. Пока мы беседуем, хранитель то и дело подпрыгивает, чтобы выдернуть со стеллажа ту или иную книгу. Подскочив в очередной раз, он протягивает мне трактат 1885 года издания «Что мешает нам есть насекомых?».

Сочинение открывается вопросом: «Что мешает нам есть насекомых? Почему бы не попробовать?» Далее автор рассматривает питательность и кулинарные достоинства пилильщиков и мокриц, а также экономическую целесообразность питания ими. По поводу зеленых гусениц репницы он восклицает: «Полагаю, было бы вполне оправданно подавать к столу капусту, обложив ее листья нежнейшим гарниром — гусеницами, которые ею кормятся!»

Пухлые туловища ночных бабочек очень вкусны, если их поджарить на вертеле.

Вот еще цитата: «Давайте же отбросим глупые предрассудки и насладимся хризалидами, обжаренными в сливочном масле, а затем приправленными яичными желтками и специями. Это блюдо называется „Хризалиды а lа Chinoise“[15]».

Дик Уэйн-Райт настроен не менее решительно, чем автор трактата:

— Есть насекомых — это вызов неписаным социальным установлениям и культурным нормам. С чопорностью нужно бороться. Она как воздушный шарик: проткни ее булавкой — и лопнет!

И Дик признается:

— Мои должностные обязанности предполагают определенную степень напыщенности и чопорности. Мне это не по нутру.

Так что когда Музей естественной истории решил переиздать трактат, Дик лично занялся раскруткой этой темы. Он хрустел саранчой в эфире радиостанций и жарил мучных червей перед камерами Би-би-си. В нескольких лондонских ресторанах стали подавать блюда из насекомых — правда, длилось это недолго. «Но в этом была и моя небольшая заслуга», — гордо заявляет хранитель отдела энтомологии.

Спросите энтомологов, в какой момент они заинтересовались жуками и бабочками, и трое из четверых назовут вам некое число.

«Мне было тринадцать…» — начинает Эдвард О. Уилсон.

«Хотя мой разум тогда не был особенно пытлив, для своих пяти летя была внимательным наблюдателем», — пишет в одной из своих статей Мириам Ротшильд.

«В двенадцать лет…» — вспоминает известный специалист по чешуекрылым Роберт Пайл.

«Ребенком я бродил по полям и лесам…» — подхватывает Джереми Холлоуэй.

«В детстве я собирал жуков…» — откликается Дэвид Картер, коллега Джереми.

Дик тоже из этой компании.

— Когда мне было семь лет, я получил в подарок книгу одного детского писателя, которого теперь принято ругать. Сведения по естествознанию, поданные в прилизанной, слащавой форме, с цветными изображениями бабочек. Во дворе у нас цвело дерево, и — по крайней мере, так мне запомнилось — на этом дереве я смог найти точные копии всех бабочек, нарисованных в книге. Сошлось один в один. Какое неописуемое удовлетворение я ощутил!

Искать точные подобия, опознавать узоры, обращать внимание на расцветки, не совпадающие с типичными; выяснять, как называется узор, как зовутся отклонения от нормы, проверять наблюдения по книжке, в один прекрасный день написать книжку самому. И верно, какое неописуемое удовлетворение! Взрослый что-то бормочет о классификации. Семилетний ребенок вопит: «Поймал!» Это не просто взмах сачком: поймать новую бабочку — это поймать целый вид.

Современная система классификации строится в соответствии с тем, как эволюционировали живые существа с течением времени, от каких общих предков произошли. Дик знает, что может рассказать окраска парусника или аромат монарха о его предках и ближайших родственниках. В 80-х годах исследования привели его на Филиппины. Архипелаг богат бабочками, но уже тогда сильно пострадал от вырубки лесов.