Роман с бабочками

И вот в апреле 1848 года друзья покидают Англию на торговом судне «Шалость».

С самого начала они подчеркивали: за тридевять земель их влечет не мальчишеский каприз, но возвышенная цель — разрешить вопрос происхождения видов (Ту же самую цель преследовал Чарльз Дарвин, сидя в своем кабинете в Англии и скрупулезно анализируя собственные наблюдения, сделанные на Галапагосских островах в первой половине 50-x годов XIX века.)

Быстро добравшись от Британских островов до экватора, Бейтс и Уоллес оказались в бразильской деревушке близ реки Пара. Позднее в своих мемуарах «Натуралист на Амазонке», снискавших большую популярность у читателей, Бейтс вспоминал: «С сосредоточенным интересом мы с моим спутником (нам никогда еще не приходилось видеть и исследовать красоты тропических стран) созерцали землю, где мне впоследствии довелось провести одиннадцать лет — возможно, лучших лет моей жизни».

На берегах Пара друзья провели полтора года: добывали экземпляры для коллекций, исследовали местность, иногда выбирались куда-нибудь в глушь. Бейтс с удовлетворением отметил, что если на Британских островах обитает всего шестьдесят шесть видов бабочек, а во всей Европе — только триста двадцать один, то здесь за время часовой прогулки можно насчитать семь сотен.

Он дивился парусникам, «таким заметным благодаря их бархатно-черной, зеленой и розовой окраске», лениво порхавшим на улицах и в садах, часто залетавшим в окна, чтобы с любопытством осмотреть людские жилища. «На веранде, точно птицы», махали огромными семидюймовыми крыльями великолепные морфо, синие с металлическим отливом. В сезон засухи добыча была особенно богатой: «В это время можно изловить бесконечное множество любопытных и редких видов, чрезвычайно несхожих между собой повадками, манерой полета, раскраской и отметинами; одни желтые, другие ярко-красные, зеленые, лиловые с синим, многие украшены каемками или блестками в виде металлических штрихов или крапин, отливающих серебром или золотом».

Нимфалиды-стеклокрылки с прозрачными (за вычетом единственного фиолетового или розового пятнышка) крыльями, «похожими на заблудившиеся лепестки», летали низко — прямо над слоем мертвой листвы в мрачной тени у подножия деревьев. Желтые и оранжевые бабочки сбивались в тесные стайки на пляжах, держа крылья торчком, — казалось, что песок «словно бы расцветили клумбы крокусов».

Геликониды

А геликониды, прозванные «почтальонами» и «длиннокрылками»! Крылья — черные как ночь, но при этом расчерченные красными, белыми, оранжевыми и желтыми полосами. Изящные аристократические силуэты, медлительный, томный полет. Молодой натуралист изумлялся их количеству, всем этим «ярким цветным снежинкам», плывущим в воздухе.

В следующем столетии в другой стране некий писатель выразит то же чувство изумления иначе: «Сдается мне, Тото, мы уже не в Канзасе!»

Уоллес и Бейтс расстались, чтобы заняться сбором коллекций в разных частях речной системы Амазонки. Бейтс отправился к верховьям. В письме к брату он описал свой обычный экспедиционный день, а также рабочий костюм и снаряжение. Часов в девять-десять утра он отправлялся в лес, облаченный в цветную рубашку, брюки, сапоги и старую фетровую шляпу. На левом плече у него висел двуствольный дробовик для отстрела птиц и млекопитающих. В правой руке он нес сачок. С левого плеча, кроме ружья, свисала и кожаная сумка с двумя карманами — в одном была морилка для насекомых, в другом — дробь и порох. С правой стороны болтался ягдташ — «богато декорированная штуковина с красными кожаными кисточками и ремешками для подвешивания ящериц, змей, лягушек или крупных птиц». В одном из карманов ягдташа хранились капсюли, в другом — бумага для обертывания хрупких образцов, в третьем — «вата, тампоны, коробка с измельченным гипсом и еще одна, с сырой пробкой, — для микрочешуекрылых». К его рубашке была пришита подушечка с булавками шести разных размеров.

Спустя несколько минут, едва вступив под сень деревьев, коллектор оказывался «в самом сердце дикой природы». Впереди расстилался бескрайний лес: «Бабочки обнаруживаются в изобилии. Я устремляюсь вперед и прохожу примерно милю, задерживаясь в богатых угодьях, часто отклоняясь от этой прямой линии. К двум часам дня я обычно в изнеможении возвращаюсь домой. Обедаю, ненадолго укладываюсь в гамак с книгой, потом начинаю препарировать добычу и т. п.; не успеешь оглянуться, а уже пять вечера; вечером я пью чай, читаю и делаю записи, но в девять обычно уже ложусь».

В отличие от большинства коллекторов, Бейтс часто обосновывался в каком-нибудь месте надолго. Четыре года с лишним — достаточно, чтобы стать желанным гостем на свадьбах и крестинах, — он прожил близ города Эга. Болезненный от природы, он страдал от паразитарных инфекций, желтой лихорадки, малярии и дизентерии. Питался кое-как. В его рационе хронически не хватало белков. У него появились друзья, но он все равно чувствовал себя одиноким и «в этих диких уединенных местах» тосковал прежде всего по книгам и беседам.