Роман с Джульеттой

– Не знаю. – Алина поймала языком скатившуюся по щеке слезу. – Но лучше бы изменял. Гулянки на стороне я бы пережила. Молчанов приучил меня к этому. Но все, что произошло, оказалось во сто крат хуже и страшнее. Началось с того, что он внезапно исчез. Позвонил, я была как раз на репетиции, и попросил не волноваться. Объяснил, что ему нужно срочно уехать по делам, и велел, чтобы мы перебрались на дачу. Это было в мае, шли дожди, и я оттягивала отъезд. Но он очень настоятельно просил, сказал, что потом все объяснит. Месяц его не было, затем он снова позвонил и сказал, чтобы я собирала вещи. Он обещал заехать за нами и посадить на самолет. Вроде как купил нам путевки в Испанию. Я должна была ехать на гастроли в Киев, но он все уладил с начальством, и меня с трудом, но отпустили. Мы сидели неделю на чемоданах, Степан не появлялся. Вскоре ночью приехали несколько мордоворотов, заперли нас в одной из комнат и перерыли дачу вверх дном. После обыска они четыре часа держали меня под дулом пистолета и спрашивали, где тайник. Но я понятия не имела, какой тайник и существует ли он на самом деле. Они отобрали у меня ключи и отправились на городскую квартиру. Ты бы видела, что они там сотворили!

– Но ты узнала, что они искали? Может, нашли?

– Нет, тетя Лена, не нашли! Я с детьми вернулась на свою старую квартиру, а позавчера случайно узнала, что они и там нас обнаружили и решили навестить. Тогда мы сбежали к тебе.

– Ничего не пойму! – Елена Владимировна посмотрела поверх очков на племянницу. – Что мог спрятать Степан? Деньги? Какие-то документы? Может, что-то не поделил с компаньонами? За что-то его ведь убили? Что тебе сказали в милиции?

Алина всхлипнула.

– Я не могу вспоминать этот кошмар. Его расстреляли у меня на глазах. Он позвонил, сказал, что подъедет через полчаса и чтобы мы немедленно выходили. Было уже темно, первый час ночи. Я подняла детей, они оделись и досыпали на чемоданах в прихожей. А я ждала возле окна, когда он подъедет на такси. Такси подъехало, Степан вышел и махнул мне рукой. И тут из кустов ударил автомат. Степан упал… – Она закрыла лицо руками. – Дальше я почти ничего не помню. Сплошные Содом и Гоморра! Милиция, врачи, какие-то люди… Шум, крики! Я ничего не понимала, а у меня что-то требовали, спрашивали, интересовались, не заметила ли я, кто стрелял… Меня трясло, как в лихорадке. С Полиной случилась истерика, а Степка с Никиткой так, кажется, ничего и не поняли. Даже на отца в гробу смотрели с любопытством. Я их не взяла на кладбище, не смогла… Слишком все жутко было!

– Тебе хоть что-то объяснили в прокуратуре?

– Объяснили, что я его сообщница. А Степа мой – элементарный бандит. С девяносто второго года в бегах. Объявлен был в федеральный розыск. И вообще имел три судимости, общей сложностью в восемнадцать лет, из них тринадцать лет отсидел в колониях особо строгого режима. А потом совершил побег в группе таких же отморозков.

– Алина! – Елена Владимировна побледнела. – Как же так? Не может быть? У всех судимых татуировки, зубы золотые, как их, фиксы…

– Тетечка, – Алина улыбнулась сквозь слезы, – были, видно, и татуировки, и фиксы, но я это уже не застала. Зубы он отремонтировал, от татуировок избавился. Он даже себе пластическую операцию сделал. Потому и жил на воле припеваючи. А может, только говорят, что его искали. Дал, кому следует, в лапу, вот и отвязались!

– Выходит, ты осталась ни с чем? А как же акции его компании? Квартира, дача? Они же были записаны на твое имя? Машина, наконец? Смотрю, ты на своей старой приехала?

– Я тебе самое страшное не рассказала. Да ты могла бы и сама догадаться!

– Он жил по чужому паспорту? По поддельному?

– Паспорт у него как раз был настоящий. А вот фамилия вписана в него фальшивая. Так что дети жили под чужой фамилией. Слава богу, он не успел удочерить Полину!

– И что теперь делать?

– В прокуратуре мне объяснили, что все сделки по купле-продаже и даже свидетельство о браке незаконны, потому что совершены по фальшивым документам, и я, похоже, теряю все права на собственность. Понимаешь, даже метрики ребят недействительны. Все нужно менять: как, когда, где? Я ничего не знаю! Вероятно, в судебном порядке. На меня слишком много всего свалилось, чтобы заниматься этим вплотную. В прокуратуре, говорю же, на меня тоже поначалу смотрели как на уголовницу. В прессе подняли вой. Мне пришлось уйти из театра. Устроилась на гроши в жалкий театр-студию, но и оттуда пришлось сбежать…

– Но что он натворил? Кого-то убил? Ограбил?