– Только любовь к ближним делает людей по-настоящему свободными. Она – высшая благо! Помнишь, как сказал Аристотель: «Любить – значит желать другому того, что считаешь за благо, и желать притом не ради себя, но ради того, кого любишь, и стараться по возможности доставить ему это благо…»
– Как же я могу дать свободу другим, если сам не свободен? – усомнился я.
Агафон только загадочно покачал головой.
6
Моя жизнь в Риме несколько лет протекала вполне размеренно и, надо сказать, без особых перемен. Занятия с учениками чередовались с чтением древних манускриптов в библиотеке Поллиона и долгими разговорами со стариком Агазоном…
И так – изо дня в день, из месяца в месяц.
И только важные общественные события, подросшие ученики да моя седина свидетельствовали, как много воды утекло в Тибре.
…В начале августа 725 года от основания Рима в Италию из Египта вернулся победоносный Октавиан.
Его флот пришвартовался в Брундизии. Не торопясь, Октавиан двинулся в столицу, сопровождаемый на протяжении всего пути огромной свитой, ликованием сограждан, торжественными встречами, пирами и славословием.
Обгоняя его кортеж, в Рим прилетела весть, что в Египте полностью разгромлены войска Марка Антония и Клеопатры. Главный соперник Октавиана и его царственная супруга покончили с собой, дабы избежать позорного плена. При этом слухи многократно преувеличивали трофеи, захваченные Октавианом, и в очередной раз превозносили его полководческие заслуги и его неописуемую щедрость.
После полутора десятилетий непрерывных войн, сопровождавшихся обнищанием бедных и разорением знати, сладость долгожданного мира заставляла людей забывать и прощать многое: недавние безжалостные проскрипции, жестокость и бескомпромиссность Октавиана по отношению к сторонникам Марка Антония и непомерные, удушающие налоги… Ликование по поводу победы и обретенного трудной ценой мира проникло во все слои римского общества, подчинило себе все умонастроения. Земледельцы были счастливы отмене изнурительных поборов и захваченным в походе рабам. Городские торговцы и плебс радовались вернувшемуся на прилавки изобилию товаров, хлебу и зрелищам. Матери, жёны, сёстры и девушки на выданье приветствовали возвращение домой обогатившихся в походе легионеров. А таверны, лупанарии, цирки и театры получили мощный приток посетителей и резко возросшие доходы…
Даже вчерашние политические противники Октавиана рукоплескали ему, на все голоса славя неизменные римские идеалы: virtus, pietas, fides – дисциплину, благочестие и верность долгу.
К тому же Октавиан-победитель проявил неслыханную доселе щедрость. Всем ветеранам не только своей армии, но и побеждённой армии Марка Антония он раздал земли в южных провинциях и в самой Италии. Каждому легионеру выплатили по тысяче сестерциев на обустройство хозяйства. Солдаты и командиры, не являющиеся римлянами по рождению, получили помимо всего право римского гражданства и все вытекающие отсюда привилегии, права и свободы.
Эта щедрость не осталась безответной, и градус общественных восторгов ещё более возрос.
Правда, не обошлось и без конфузов. В библиотеке Полилона из уст в уста передавали анекдот, произошедший ещё в Брундизии.
Один из ремесленников поднёс Октавиану ворона, который произносил: «Ave Caesar victor imperator!» – «Да здравствует Цезарь, победоносный император!» Октавиан щедро наградил ремесленника. Но наутро следующего дня сосед донёс на награждённого, что у него есть и другой ворон, обученный также славить императора Антония. Октавиан не стал наказывать ремесленника, а лишь предложил ему поделиться с соседом деньгами, полученными в награду. И это только добавило восторгов.
Довелось познакомиться с Октавианом и мне. Это случилось в середине августа, незадолго до его триумфа.
Ливия настояла на том, чтобы дети не пошли на каникулы вплоть до октябрьских ид, а продолжали свои занятия.
– Долгий отдых расслабляет тело и ум. Детям Цезаря непозволительна праздность, их ждут великие дела на благо Рима, – вынесла она суровый вердикт, оставив свободными от уроков только дни празднования Сатурналий, Квинкватрий и чествования богини Минервы – покровительницы школ и искусств.
Надо сказать, что первоначально Ливия, проверяя мои способности, довольно часто присутствовала на уроках. Но убедившись, что дети слушают меня с вниманием, в выполнении упражнений проявляют прилежание, а я, в свою очередь, требователен к ним, посещать класс перестала. Впрочем, исподволь я продолжал ощущать её негласный и неусыпный контроль. Но и без него ко всем занятиям готовился старательно. Как выяснилось, не напрасно.
Октавиан появился на уроке незадолго до полудня. Он вошёл в класс в сопровождении Ливии, Мецената, Агриппы и ещё нескольких неизвестных мне приближённых. Столь неожиданный визит столь знатных посетителей, не скрою, привёл меня в замешательство и на мгновение лишил дара речи.