Роман с куклой

– Ты к Бобровым вечером пойдешь? – вполголоса спросил Макс.

– Нет, – не сразу ответил Митя.

– Ну и дурак… Неужели какому-то глупому гаданию поверил?

– Гадание тут ни при чем, – сухо отрезал Митя. – Я просто не хочу навязываться.

– Господи, да кому ты там навязываешься, кому?..

– Ей. Соне. Я не из тех, кто за богатым приданым гоняется.

– Да никто тебя в этом не подозревает! Есть невесты и побогаче… А я пойду. Мисс Вернель меня очень просила. Я ее партнер по крокету.

– Она же достаточно пожилая женщина… – пожал плечами Митя.

– Сам ты… Ей всего тридцать.

– Всего!

– Слушай, если ты еще о ней хоть слово…

Митя посмотрел на товарища с ненавистью, но потом опомнился:

– Прости. Я не в себе.

– Да вижу уж, что не в себе… – вздохнул Макс и снова уткнулся в газету.

Митя некоторое время сидел, откинувшись в кресле, а потом встал и вышел со двора, не сказав никому ни слова. Его тоже ни о чем не спросили – жаркое солнце разморило всех, заунывные песни Алмазова лишали воли. Ноги сами несли Митю – скоро он обнаружил, что находится возле станции.

Несколько крестьян в запряженных двуколках уныло дремали в ожидании поезда из Москвы – они подвозили приезжающих до их дач.

На небольшой эстраде играл оркестр, состоявший из местной пожарной команды – они бойко исполняли марши, развлекая публику, сидевшую в открытом буфете в ожидании поезда. Митя сел за свободный столик, попросил у официанта лимонаду.

Рядом шумело большое семейство – мать, дети, количеством не менее семи, няньки, бонна, горничная, какие-то старухи. Митя взял свой стакан с лимонадом и огляделся в поисках более спокойного места. И вдруг все в нем похолодело, несмотря на жаркий день – возле деревянных перил, в самой глубине павильона, сидели за столиком мисс Вернель и Соня.

И в то самое мгновение, когда Митя увидел ее, Соня тоже подняла глаза.

Делать вид, что он не заметил их, было неудобно, и поэтому Митя решительным шагом приблизился к их столику.

– Соня…

– Господи, Митя! Это вы! А мы уезжаем… – испуганно улыбаясь, сказала девушка.

– Как? – удивился он и, забыв спросить позволения, сел рядом на свободный стул. Мисс Вернель с невозмутимым видом слушала оркестр.

– Папа утром прислал телеграмму… Они с мамой собрались в Швейцарию, хотят взять меня с собой. У мамы всегда семь пятниц на неделе – наверное, только вчера эту поездку придумала.

– Надо же… – растерянно пробормотал Митя.

– Это хорошо, что вы пришли, мы теперь сможем проститься! – улыбнулась Соня. – До свидания, Митя.

– До свидания…

Он смотрел на нее во все глаза, хотя это было верхом неприличия – так бесцеремонно таращиться на девушку. Но он хотел запомнить Соню – такой, какой она была в этот день, словно делал фотографический снимок в своей памяти.

На Соне было светло-серое дорожное платье из чесучи с белым кружевным воротничком, открывавшим длинную шею, с короткими рукавами, отчего руки ее казались тоже еще тоньше и еще длиннее, темно-каштановые волосы, по обыкновению, заплетены в косу, на затылке – большой черный бант.

В начале лета Митя мучился над тем, красива Сонечка Венедиктова или нет, а теперь он вдруг понял, что это не имеет никакого значения.

«Англичанка же ни слова по-русски… – встрепенулся Митя. – Чего же я молчу как дурак?!»

– Митя…

– Соня… – произнесли они одновременно. – Ох, простите, Соня, я перебил вас!

– Ничего, говорите вы…

– Соня, вы бог знает что, наверное, обо мне думаете… Но на самом деле…

– Что, Митя? – ласково спросила она. Ее голос, глуховатый, мягкий, заставлял сердце биться сильнее.

– Вы необыкновенная девушка. Я таких еще не встречал, – собравшись с силами, мужественно продолжил он. – И это ужасно, что вы уезжаете…

– Мы еще встретимся, Митя, – сказала Соня. И это был не вопрос, это было утверждение.

– Да, обязательно! – Митя покосился на англичанку – но та как ни в чем не бывало продолжала слушать оркестр. – В Москве. Или следующим летом, здесь же…

– Да, здесь! – подхватила Соня, и ее глаза заблестели сильнее. У нее были удивительные темно-зеленые глаза – Нина, как-то встретившаяся с Соней, нашла их мрачными, совсем неподходящими для юной девушки, но Митя был категорически не согласен с сестрой. В глазах Сони заключалась тайна – такая, которую за всю жизнь не разгадать. Собственно, и разгадать ее невозможно, да и не нужно – достаточно удивления и восхищения, которые эта тайна вызывает.

Издалека донесся паровозный гудок. Мисс Вернель, вздрогнув, сказала что-то по-английски. Соня быстро ответила ей, потом повернулась к Мите:

– Пора… Передавайте привет вашей сестре и вашему другу, Максу.

Мисс Вернель снова что-то сказала по-английски.

– Мисс Вернель тоже передает привет Максу.

– Да-да, конечно…

Митя, находясь в крайнем смятении и растерянности, проводил Соню с гувернанткой до поезда, помог им сесть в вагон.

Так худо ему еще никогда не было – словно хирургическим ножом без всякого наркоза отрезали большой кусок от души. И, что самое обидное, только сейчас Мите стало понятно, что для него значит эта девушка.

Соня, сидя уже в купе, за толстым мутным стеклом, растерянно улыбнулась.