– Облепиха – очень полезная ягода, – пробормотала она. – Послушай, я не представляю, как Даниил живет с этой стервой…
– С кем?
– С Евой, с кем же еще!
– Ой, ты опять об этом… – неловко засмеялся Толик. – Да брось ты, она – нормальная девчонка и достойна кого получше. Ведь мой братец – совсем не подарок!
Иву передернуло. Прахов назвал ее соперницу – девчонкой. Значит, он воспринимает Еву как юную, милую, задорную девчонку – лучшего комплимента для женщины за тридцать не придумать! Ева может гордиться… Ее, Иву, никто и никогда не называл девчонкой.
– Она и тебе нравится?
– Кто?
– Ева – вот кто! – с бессильным отчаянием шепотом закричала Ива.
– Ива, перестань… – Прахов засмеялся и обнял ее. И это было первое прикосновение, которое не покоробило Иву, – в нем было больше искренности и чувства, чем во всем том, что произошло между ними несколько минут назад. – Ты что, ревнуешь меня?
– Нет. Послушай, у меня сейчас много дел…
– Да-да, я понял! Мне тоже пора… Передам маме твое варенье, а потом поеду в город, проверю, как там идут дела в моей лавке. За всем нужен глаз да глаз! – засмеялся добродушно Прахов и снова как-то неискренне.
Он ушел, и Ива осталась одна. Она так и не включила свет, сидела в сумерках и куталась в холодное, скользкое шелковое покрывало. Еще никогда она не чувствовала себя так скверно. И ведь главное – никого не обвинишь, сама виновата в том, что заманила сюда этого Прахова… Или есть – кто-то, кто заставил ее совершать эти глупые поступки?..
Она никогда не жалела о том, что живет так далеко от города, почти все время одна и не работает, – дел на участке и в доме всегда хватало, так что в этом безмятежном дачном существовании была особая прелесть. Но сейчас Иву вдруг стало тяготить это.
Раньше, когда она в шутку говорила матери: «Пойти, что ли, на работу?», та отвечала ей тоже шутливо: «А ты полежи, может, пройдет!» Теперь Иве вдруг показалось невыносимым это безделье и безлюдье.
Она собралась было подрезать кое-где кусты во дворе, потом вспомнила – дождь… Да и совсем уже темно.
Ива оделась и снова решительно направилась к Еве – ее словно магнитом тянуло туда, к этой женщине, которая разрушила ее жизнь. Ива словно хотела упиться своей ненавистью.
– Привет… Не помешаю?
– А, Ива… Заходи, конечно. – Ева сидела по-турецки на большом мягком ковре и примеривала готовый костюм на свою куклу, которая выглядела чудовищно живой.
– Дорогая, наверное?
– О чем ты?
– Я о твоей кукле. Сколько она будет стоить?
– Купить хочешь? – засмеялась Ева.
– Да нет, просто интересно…
Ева вздохнула и задумалась, подперев кулаками подбородок. В джинсах и белом свитере с высоким горлом она действительно выглядела девчонкой.
– Есть совсем небольшое количество художников высокого класса, которые создают свои шедевры в единственном экземпляре, называемом one-of-a– kind. Таких художников совсем немного. Цены на их работы от тысячи до шестидесяти тысяч долларов. Средняя цена – это пять-двадцать тысяч долларов.
– Ничего себе! – Ива усмехнулась.
– Есть другой тип кукольных мастеров – они делают кукол не в единственном экземпляре, а ограниченным тиражом, то есть limited edition. Максимум – пятьдесят экземпляров, чаще – от десяти до двадцати. Я – именно такой мастер. Что я делаю? Я заявляю в ежегодном каталоге тираж куклы, а после того как сделаю весь тираж, торжественно разбиваю в присутствии свидетелей форму, в которой отливала куклу. Цена – от полутора до двадцати тысяч долларов. Разумный предел – от двух до шести тысяч…
– Нет, мне это не по карману! – засмеялась Ива. – Тратить на куклу такие деньги…
– Есть еще один вариант – кукла от крупной фирмы-производителя. Фирмы покупают дизайн у авторов и тиражируют кукол из фарфора, винила и биггидура – это такой вид пластика, совершенно неотличимый от фарфора. Большие тиражи – до пяти тысяч экземпляров, относительно скромные цены – от ста долларов и до двух с половиной тысяч.
– А у этой куклы, что ты сейчас делаешь, – какой будет тираж? – спросила Ива, стараясь выглядеть как можно более непринужденной. Так, милая и познавательная беседа двух соседок-приятельниц…
– Никакой. Я не собираюсь ее продавать, – почему-то нахмурилась Ева. – Я даже маркировку на нее не поставила. Сначала хотела, а потом передумала…
– А что, без маркировки нельзя?