Роман с натурщиком

Однако ближе к полудню от хорошего настроения Сирил остались одни воспоминания. Работа не шла. Опытный глаз сразу заметил бы: линия, как всегда, дерзка и благородна, но общее впечатление — разочаровывающее. И уж совсем подавляло ее то, что Шон не поспешил воспользоваться правом на три заработанных поцелуя.

К полудню Сирил почувствовала, что еще немного — и она окончательно соскользнет в пропасть отчаяния и сомнения в собственных силах — состояние, которого она до сих пор не знала. Впрочем, лишь самый тонкий наблюдатель различил бы нотку неравнодушия в ровном голосе, которым она обратилась к натурщику, одетому на сей раз в узкую полоску материи:

— Перерыв на обед. Можешь облачиться в свою одежду, Шон, а эту снять. Эту модель я уже нарисовала.

Она не сказала, что для нее унизительно накрывать ланч голому исполину, прикрытому лишь символическими красными плавками как фиговым листком…

До сих пор работа помогала ей не обращать внимания на постепенное убывание одежды на натурщике; более того, перспектива разом заплатить за все три часа позирования способствовала тому, что она с удвоенной энергией отдавалась делу.

Вот и сейчас она начала яростно опрыскивать фиксажем готовые эскизы, не позволяя физическому присутствию Шона нарушить ход ее мыслей. Это оказалось непросто, потому что он, словно не услышав команды переодеться, по-прежнему полуголый, подошел к ней.

Даже через плотный свитер она чувствовала, как от его могучего тела пышет жаром.

— Можно, я взгляну?

Его огромная ручища опустилась на столик поверх ее плеча и подняла один из листов. Почувствовав, как она напряглась, Шон остановился.

— Ты, надеюсь, не против?

— Ничего страшного, я его уже зафиксировала. — Сирил сама удивилась, что умеет держать такой ровный тон. — Не люблю только, когда мне заглядывают через плечо во время работы, а сейчас — ради Бога!

Она осторожно выскользнула из-под его руки в сторону и с безопасной дистанции взглянула в лицо Шона. Тот сосредоточенно рассматривал эскиз, глаза его перебегали от одной детали к другой. Потом он взял другие листы — и губы его расплылись в кривой улыбке:

— А ты вчера правду сказала, Сирил: мать родная не узнала бы меня на этих рисунках.

Лицо на эскизах было едва намечено. Собственно, здесь оно и не играло никакой роли: изюминкой было тело, призванное в самом выигрышном свете преподнести тот или иной образчик одежды.

— Ну и как? — глуповато спросила Сирил и тут же в отчаянии зажала себе рот. Но было уже поздно: слово не воробей.

— На редкость мастерски, но чего-то не хватает… Какие-то они холодные — блестящие, но холодные — без души, что ли? Я не вижу здесь тебя. Такое впечатление, что ты просто отрабатывала заказ.

Как ни жестоки были его выводы, он всего лишь выразил вслух ее собственные сомнения.

— И давно ли вы стали специалистом в живописи, мистер Стивенс? Никто, слышишь, никто до сих пор не подавал рекламаций по поводу моей работы! Ко мне на месяц вперед стоит очередь из заказчиков, к твоему сведению! — выпалила она, до глубины души уязвленная его критикой.

— Ты сама спросила… А впрочем, ты права. Кто я такой, чтобы выносить суждения? И если уж речь зашла о моих словах, то я знаю только, чтомне нравится, а почему нравится — это уж одному Богу известно.

Сирил по-прежнему стояла напротив, уперев руки в бока, и ее кобальтовые глаза сверкали как две ослепительные льдинки.

Шон примиряюще поднял руки, но прежде чем он успел что-либо вымолвить, Сирил уже бежала по лестнице, топоча по ступенькам.

— Одевайся, мистер Стивенс! — крикнула она на бегу. — Когда спустишься, я уже накрою на стол. Омлет тебя устроит?

— Более чем! Обожаю омлеты!

4

— И кто тебя за язык дергал спрашивать его мнение? — пробормотала себе под нос Сирил. До сих пор она придерживалась железного правила: никогда и ни под каким предлогом не показывать работы натурщику, дабы не нарваться на непрофессиональное суждение или расхолаживающий критицизм дилетанта.

«Я знаю только, чтомне нравится», — мысленно передразнила она Шона. Сама виновата: чего можно было ожидать в ответ, кроме глубокомысленно-расхожих фраз?

Разбив четыре яйца в кастрюльку, она яростно швырнула скорлупу в мусорное ведро и взбила смесь в густую пену.

Отодвинув в сторону кастрюльку, она бросила на горячую сковороду маргарин, быстро нашинковала и высыпала туда же лук, грибы и зеленый перец, в другой сковороде поджарила яйца и посыпала их сверху золотистой поджаркой из овощей.

Переложив омлет в сервировочную тарелку, она вынула из микроволновой печи подогретые булочки.

— Помочь? — прозвучал у самого уха низкий добродушный голос.

Сирил чуть не уронила омлет на пол: Шон подошел к ней так бесшумно, что любой индеец мог бы позавидовать.

— Серебро в нижнем ящике, а тарелки наверху, в шкафу, — нашлась она. — Кстати, кофе не хочешь?

Она потянулась за банкой с кофе.

— А вместо него большой стакан молока никак нельзя? — невинно поинтересовался Шон, расставляя посуду и раскладывая приборы на дубовом кухонном столике.

— Ты же никогда не отказываешься от кофе! — насмешливо напомнила Сирил.