Роман… С Ольгой

Однако возникает сразу же другой вопрос. Он реальный и прямой! Насущный, непростой и очень злободневный. На кого и что конкретно пялюсь я полных двадцать пять минут без остановки и смены точки наблюдения?

Это мать! Она, похоже, мозгами тронулась и почти мгновенно сбрендила, как только к нам зашла. Марго курсирует по общей комнате в пустой квартире, бережно переступая через подворачивающегося ей под ноги кота, оглядывается с интересом по сторонам. Широко расставив руки, вращается, как мельница, и, судя по картинке, чем-то возмущается и тяжело вздыхает, когда не шепчет нам с женой проклятия и злые наставления.

Я отметил не совсем нормальное поведение этой женщины сразу, как только получил уведомление в чат, в котором состою вместе с большим количеством камер для постоянного контроля за внутренним содержимым оставленного «места преступления».

«Коридор, 7.30 тёплого утра, обнаружено движение. Это человек!» — я дёрнулся, затем спокойно нацепил на нос очки, сел за свободный столик в ресторане при гостинице и стал ждать, когда мне принесут хороший завтрак на двоих.

Еду я заказал навынос. Почему так сложно? Почему здесь? Почему рано? Почему один? А куда вдруг подевалась борзая жена? Да дрыхнет без длинных задних ног восходящая и подающая огромные надежды звезда гостиничного разврата и неудержимой похоти. Вот колдовская гадина, да стерва окаянная. Где ж такую сделали, а главное, чем и как? Лёлька отвалилась — да-да, всё было так — после третьего интимного захода с резким, быстрым, жёстким проникновением в собачьем положении, а по-простому — я долбил жену, пока она не заорала, что:

«Юрьев, будь ты проклят. Спать хочу. Больше не могу. Задница болит. Ты словно каменный. Зачем так чётко? Работаешь, как сраный поршень. Боже… У меня красные ягодицы?» — кикимора вращала лохматой головой в попытках рассмотреть блестящую от пота поясницу и разодранную моими пальцами маленькую попу. — «Господи! Тебе разве женщину в руках держать? Ты мнёшь, щипаешь, давишь. Дрянной козёл! Сначала потренируйся на плюшевых игрушках, а потом предлагай себя для наслаждения. И ты ещё интересовался, сколько раз я испытала за все двадцать лет с тобой оргазм? Серьёзно? Считаешь, что это вот оно и есть? Да я дёрнулась, чтобы ты, паскуда, из моей несчастной киски вылез. Вот, что мне теперь делать? Ни лечь, ни сесть, ни ровно встать. Ну ты и гад, Ромка!» — вопила, пока натиралась поролоновой мочалкой, раскрывая пошло рот, в который забегали водяные капли, летящие из прямоугольной лейки ей на лицо, грудь, живот и девичий лобок.

Что она с ним делает, что выглядит он, как у… Скажу «девчонки» и согрешу, нарушив какой-нибудь очередной закон, регламентирующий правила поведения с несовершеннолетними? Или это просто нездоровое влечение к красивой женщине, у которой всё настолько идеально, что я не перестаю всем этим восхищаться. А по причине своего косноязычия, лучшего сравнения не подобрал, сравнив половые губы Лёльки с чем-то детским лишь по виду, но не по внутреннему и внешнему содержанию.

«Молчала бы уже, симулянтка! Раздвинь-ка ножки. Посмотрю на что там ты так громко жалуешься» — ещё разочек ляскнул по упругой жопе. — «А кто просил „быстрее, Юрьев“? А кто визжал, что терпеть уже не может? А кто плакал и умолял меня…»

«Убью!» — Оля шикнула, но всё равно нижние конечности мне под руку развела, после громко всхлипнула и тут же поскользнулась на кафельному полу в просторной душевой кабине, через огромное закаленное стекло которой можно разглядеть красивую панораму огромной спальни размером с зал, в котором именно сейчас чувствует себя хозяйкой сама с собой смеющаяся мать.

«Любишь, Лёлька! Любишь, но сказать стесняешься» — ласкал губами грудь, прикусывал соски, раскатывая идеальные по форме шарики во рту на языке.

«Мороженое хочу!» — стонала, сильно прогибаясь в пояснице. — «Накорми меня, скотина».

Она ведь не сосала мне, а стало быть, сладкую поблажку не заслужила и не получила. Но! Но у Лёлика есть шанс начать сегодняшнее утро с богатого холодного стола. Я заказал мороженое, помимо всего прочего. Ей только нужно доказать, что лакомства она достойна. Я кончу, а после накормлю её любимым сливочным мороженым.

Есть у младшей Юрьевой специфические пристрастия. Всё она умеет, всё любит, всё ей по плечу… Но стабильности, как говорится, нет, терпения любимой с таким, как я, упрямым не хватает, да и пакостное настроение её тяжёлое сознание шатает, словно ржаное поле во время грозового, мать её, раската.

Да что она творит? Мать пробирается почти на цыпочках и с воровской оглядкой в нашу с Олей спальню, а там целенаправленно подходит к гардеробной, похожей на маленький шмоточный дворец. Смотреть на её непредсказуемые перемещения становится опасным. Марго желает что-то доказать или украсть? А я сжимаю кулаки, сцепляя зубы:

«У-у-у-у. Как эта родная женщина меня достала! Что ей в спальне надо?».