Роман… С Ольгой

— Дай мне отгул, — хриплю, но быстро добавляю тихое и скромное, — пожалуйста.

— Всё в порядке?

Пока не знаю.

— Да, конечно.

— Пофиг, Юрьев. Недели хватит для того, чтобы утрясти семейные проблемы?

— Спасибо.

«Спасибо, настоящий друг!» — про себя произношу, а вслух:

— Пока, — прощаюсь.

Прищурившись, разглядываю имя той, кого здесь битых два часа зевая, дожидаюсь.

— Да! — с той же интонацией отвечаю.

— Привет. Уже освободился? — издевательски стрекочет «колокольчик».

— Нет.

— Почему так долго?

Она, похоже, насмехается.

— Потому что тебя здесь нет. Когда появишься? — укрыв, как куполом, динамик, губы, шепчу, раздирая голосом чувствительный к полутонам микроскопический микрофон. — Ты забыла? У нас сегодня запланирован развод и…

— Был запланирован, — вдруг перебивает. — Планы изменились, Юрьев.

— С чего бы? — встаю и распрямляюсь, мельком замечаю движение с правой стороны, там, где находится дверь в кабинет, в который у нас была расписана заранее выстраданная кровью-потом очередь.

— Я кое-что посчитала…

— Я жду тебя в течение получаса, Куколка, — повожу плечами, разминая шею.

— Что? — от бывше-девичьей фамилии Оленька впадает в ступор, активно тормозит и настроение на что-то гневное меняет. — Как ты меня назвал?

— После развода ты возьмешь свою фамилию, полагаю. Не захочешь оставаться с ненавистной и…

— Ты дурак, что ли? — громко, почти с визгом восклицает.

— Я устал, — подложив себе под лоб согнутую в локте руку, упираюсь телом в деревянную панель и напираю массой. — Ты права — шансов нет. Твое прощение для всех, но не для меня. Значит, не судьба. Я согласен на развод, но буду помогать с ребёнком. Буду приходящим-уходящим папой, раз иначе не выходит. Уговорила. Твоя взяла. Сдаюсь, Ольга Алексеевна.

— Юрьев! — вопит жена. — Сволочь ты такая. Господи! Иди ты на хрен…

Чего ей надо? Я, правда, ни черта не понимаю.

— Я жду тебя на побережье, — внезапно оборвав поток из причитаний, звонко сообщает, — на том месте. Помнишь? — что-то шепчет в сторону, хотя я всё прекрасно слышу. — Если не забыл, конечно. Кто я, в самом деле? Дурочка, которую ты взял поиграть, а потом… — Лёля громко шмыгает носом и приглушенно всхлипывает.

— Не плачь. Слышишь?

— Не опаздывай…

Ах, сколько было ненависти во взгляде женщины, которая так и не дождалась нас, чтобы развести и прекратить сильно затянувшуюся агонию! Она плевалась и размахивала руками, повторяя заученные фразы о важности и неприкосновенности уверенной ячейки общества. Прочла торжественную речь, которую вещает тем, кто в первый раз вступает в брак, предполагая долгую, счастливую супружескую жизнь, не думая о возможном горьком будущем.

Под занавес женского солирования я был вынужден пообещать, что если в следующий раз мы с Лёликом надумаем с помпой разводиться, то совершим этот акт не здесь, по крайней мере, не в этом жутком ЗАГСе…

Светлое широкое пальто, голубой берет с крупной вязкой, чёрные перчатки и огромный шарф, проколотый дешёвой детской брошью. Аист несёт голого ребёнка — это чокнутая мать и её дурацкий подарок на день рождения Лёльки.

— Я ждал тебя, — без предисловий забегаю, при этом хватаю за руку и резко разворачиваю лицом к себе. — Штормом любуешься, собою наслаждаешься?

— Да и да.

А у неё в глазах стоит вода. Вода, вода, вода… Кругом солёная дрянная влага.

— Что случилось?

— Я беременна, — заглядывает мне в лицо, как будто хочет поощрения. — Представляешь? Ты понимаешь, что я говорю? Мне на колени встать, чтобы ты проявил участие или…

«Молодец! Вот так, вот так. Надо же. А ты не верила и в чём-то сомневалась» — сказать с издёвкой и за ушами грубо почесать?

— И что? — отпускаю руку.

— Я беременна, — закрыв глаза и выпустив слезу, стрекочет, — беременна, беременна…

Ей нужно достучаться? Донести? Поведать? Рассказать и объяснить? Заверить и попросить порадоваться?

— Оль…

— У нас будет ребёнок, Рома. Вот, — запустив руку к себе в широкий боковой карман, что-то там старательно отыскивает, — это снимок сына. Хочешь посмотреть?

Нет! Я всё увидел в прошлый раз. Хватит. Пусть на хрен уберёт. Не желаю вспоминать и что-то видеть. Счастье можно сглазить. Это нехорошая примета.

— И что? Ты не явилась в ЗАГС. Мы не развелись, но я все равно уйду.

— Не надо, — Ольга виснет на моих плечах, закинув руки мне за шею, крепко-крепко обнимает. — Это мальчик, Рома. Слышишь?

— Да, — прикасаюсь к её берету своим виском. — Он уже большой? Откуда знаешь?

— Нет, ты что, — прыснув, еле слышно отвечает. — Совсем крошка. Обыкновенное предчувствие. Не злись, пожалуйста. Не уйдешь?

Не решил пока.

— Там видно, что он парень? — нежно обнимаю. — Не плачь, тише-тише.

— А ты не уходи, — лезет носом в ухо. — Почему не обещаешь?

— Я не хочу уходить, но ты настаиваешь.

— Понял, каково это, когда кого-то ждёшь, а он, засранец, не является?

Что-что? Так значит, всё было спланировано заранее?

— Ты специально, что ли? — зубами задеваю сползающий с головы берет.

— Конечно, — красиво плачет и смеётся. — Почувствовал? Приятно было? Как ощущения?

Откровенно говоря, не очень.

— Да и нет.