Роман с Постскриптумом

— Знаете, молодой человек, я учусь в Щукинском училище, и у меня завтра будет окно, короткое окно между репетициями. Вы можете подойти в час дня к улице Вахтангова, 12а, там наше училище. И я выйду.

Все утро я помнила, что у меня свидание. Ну, не свидание, а так скажем — продолжение знакомства. И все же не очень красивое (как я считала) лицо незнакомца не выходило у меня из головы.

В час дня я как была в длинной репетиционной юбке в пол, так и вышла на широкое вытянутое крыльцо Щукинского. Я шла по нему, как по сцене. Весенний ветер развевал волосы и широкую цыганскую юбку. «Народная артистка нисходит до поклонника» — картина маслом. Но у «поклонника» ни в руках, ни за спиной почему-то не оказалось цветов. Я попыталась скрыть свое разочарование и поэтому окликнула первой:

— Молодой человек, подойдите ко мне.

Он улыбнулся:

— Действительно, мы ведь не познакомились в театре. Меня зовут Алексей.

Я замерла.

Я с детства, с шести лет была влюблена в мужское имя Алеша. В то время вышел фильм Чухрая-отца «Баллада о солдате». И главную роль Алеши Скворцова исполнял красавец Владимир Ивашов, впоследствии муж Светланы Светличной, который позже сыграл роль Печорина.

И вот эта детская влюбленность в ласковое имя Алеша вылилась в детскую клятву: когда вырасту — мужем моим обязательно станет Алеша. Но надо же, ни разу в моей жизни не появлялся ни один Алеша. И тут вдруг на тебе! Этот — не очень красивый, без цветов — и вдруг Алеша!

Мы отправились пить кофе в «Чародейку» и не заметили, как быстро пролетело время. И мне, и ему надо было возвращаться на занятия. Мы договорились встретиться этим же вечером у памятника Гоголю в девятнадцать часов.

Судьбоносные 45 секунд

Как назло, этим вечером у меня была куча дел. Мне надо было съездить на «Мосфильм» отвезти фотографии. Я наконец-то встала там на актерский учет.

Одним словом, я катастрофически опаздывала на свидание, на которое мне очень хотелось прийти вовремя! Я протискивалась через идущих мне навстречу по Старому Арбату людей. Выскакивала едущим мне навстречу машинам и троллейбусам. Арбат тогда был не пешеходной зоной, а довольно оживленной двусторонней улицей.

Стрелки показывали без четверти восемь, когда я наконец подошла к памятнику Гоголя.

Алексей, в длинном бежевом плаще, на этот раз с цветами в руках, стоял ко мне спиной и смотрел на часы. Я подошла не с той стороны, с которой он меня ждал. И я видела его, почти готового уйти.

Как он потом мне рассказывал, он дал себе слово уйти, как только стрелка на больших круглых городских часах дойдет до без пятнадцати восемь. Я подбежала к нему именно в эти последние секунды.

— Я собирался уходить, — честно сказал он.

— Извини, я опоздала, но не хотела опаздывать, — тоже честно призналась я.

— Ты мне задолжала поцелуй.

— Может быть, когда-нибудь я долг отдам.

Я уже кокетничала и понимала, что он не обижается.

— Ты знаешь, у нас в училище скоро будет показ. Французский вечер. Я тебя приглашу. Я буду читать монолог Сабины из трагедии Корнеля «Гораций». «Je suis romaine, hйlas, puisquе Horace est romain, J’en аi recu ce titre En recеvant sa main»[1]. «Но мне б супружество жестоким рабством было, когда бы в Риме я о родине забыла», — продолжила я на русском языке.

— А что ты еще знаешь по-французски? — улыбаясь, спросил меня Алеша.

— Ну, вот тебе попроще:

Adele est malade.
Sa mere est la,
Elle est triste,
Elle aime Adele.

В переводе этот детский стишок звучит так: «Адель больна, ее мама рядом, она печальна, она любит Адель». И возможно, этот стишок был бы простым, если бы его не декламировала я — студентка театрального вуза. Я читала торжественно и печально. И у меня получалось так, что Адель больна смертельно. И ее мама печальна оттого, что она знает, что ее дочь при смерти. И она любит ее всем своим скорбящим сердцем.

Таллин. Старый город. 1973 год. Он еще не догадывался, а я уже знала, что вскоре он будет моим мужем

Свою судьбу я встретила в театре. А где же еще?

Впрочем, слушая меня, мой будущий муж лишь забавлялся. Ему не было ни грустно, ни печально, и его совсем не завораживал мой французский!

— Ну ладно, — сказал он весело. — Я тебе тоже почитаю французские стихи и свои переводы.

И он начал с Поля Элюара.

Я мгновенно поняла, что его французский — это не наш французский. Так ученик музыкальной школы моментально распознает игру профессионала. Так восхищенно замирают мальчишки, если с ними на футбольном поле вдруг на минутку окажется мастер.

Я влюбилась сразу — во все, но главное в то, что он был не такой, как все молодые люди вокруг меня. И моей главной задачей стало не показать, скрыть свою моментальную влюбленность.

Но мне был брошен вызов. На его безупречный французский, привезенный из Парижа, где он почти шесть лет прожил с родителями, я решила ответить песней.

— Да, мой французский хуже, — сказала я. — Но, во-первых, я не претендую на то, чтобы быть музыкой. Да и ты не платил деньги, чтобы сидеть в первом ряду. Давай я тебе спою древнерусскую свадебную песню.