Роман с президентом

Очень сложным на первых порах у демократов было отношение к В. С. Черномырдину. Если и удалось избежать худшего (вариант Скокова), то приход Черномырдина воспринимался не как победа, а как вынужденное отступление. Демократы предпочли бы видеть в премьерах Юрия Рыжова, тем более что было известно, что президент говорил с ним на эту тему. Но Юрий Алексеевич отказался, оставаясь на посту посла России во Франции. Настороженно восприняли замену Е. Гайдара на В. Черномырдина на Западе. Лондонская «Файнэншл таймс» комментировала: «Потеря Гайдара — это серьезный, а может быть, и роковой удар по реформам Ельцина, а новый премьер — аппаратчик, имя которого неразрывно связано с ошибками прежнего режима». Комментируя отставку Гайдара, Евгений Ясин, мнение которого всегда отличалось взвешенностью, говорил: «Я однозначно отрицательно отношусь к тому, что премьером утвержден не Гайдар».

На демократов сложное впечатление произвело высказывание и самого Виктора Степановича на съезде о том, что он «будет выполнять волю съезда». Откровенно говоря, мы очень опасались, что Верховный Совет и Хасбулатов подомнут под себя Черномырдина. Такого рода опасения были и у Б. Н. Ельцина. Разделяя общее в среде демократов настроение, я написал довольно ядовитый комментарий по поводу избрания нового премьера. И хотя он был опубликован в «Московском комсомольце» под псевдонимом «Фердинанд Сирин», Виктору Степановичу помогли расшифровать эту несложную загадку. Получилась довольно неприятная история, которая дошла и до президента. Пожалуй, это был единственный случай, когда он меня пожурил. Какое-то время Виктор Степанович поглядывал на меня достаточно мрачно и с подозрением. Но время затягивает и не такие царапины. Во всяком случае, В. С. Черномырдин в отношении меня не проявил злопамятства, и позднее у нас наладились совершенно нормальные отношения. Перед отъездом на работу в Ватикан он пожелал мне доброго пути и успехов. Думаю, что это было искренне.

Мрачные опасения демократов в отношении Черномырдина, к счастью, не оправдались, несмотря на то что Верховный Совет не жалел усилий, чтобы перетянуть нового премьера в свой лагерь. Первым добрым предзнаменованием было то, что уже через сорок минут после своего назначения В. Черномырдин собрал на Старой площади членов правительства и предложил им продолжать работать в обычном режиме. Вместо развала правительства, на который, очевидно, рассчитывал съезд, голосуя за Черномырдина, начался распад команды Хасбулатова. От Хасбулатова откололся Филатов. 21 декабря сделалась достоянием гласности острая перепалка между спикером и его заместителем. «Вы работаете не на представительные органы, а неизвестно на кого. Ладно бы не помогали, вы еще и мешаете», — гневался Хасбулатов.

Его ярость вызвало то, что С. Филатов публично поддержал идею Ельцина о референдуме. Разрыв Хасбулатова с Сергеем Филатовым стал в какой-то степени символическим. С Хасбулатовым порывала наиболее достойная и честная часть его команды. Этот разрыв послужил сигналом и для депутатского корпуса. Б. Ельцин не замедлил воспользоваться этой ситуацией, и менее чем через месяц Сергей Филатов был назначен руководителем Администрации президента. Президентская команда, усиленная приходом опытного политика и последовательного демократа С. А. Филатова, занялась подготовкой референдума.

Глава 7 В СУМЕРКАХ СЕРДЦА

Достаточно распространено мнение, что у Ельцина по-настоящему развит только один инстинкт и одно чувство — чувство власти и что для ее сохранения он действительно готов и на жертву, и на подвиг, и тут его хитроумию нет предела. События, связанные с перевыборами на второй срок, подтвердили это: Ельцин поставил на кон предвыборной игры собственное здоровье, в сущности, жизнь.

Вместе с тем в наркотической почти привязанности крупного политика к власти нет ничего необычного. Человек, не обладающий инстинктом власти, страстью властвовать, никогда не становится крупным политиком.

На Западе в сфере власти бытует понятие «политическое животное». В него не вкладывается никакого отрицательного смысла. Оно означает лишь то, что, кроме политики, у человека нет никаких иных интересов и что человек, о котором говорят «political animal», натаскан на политику, как хорошая охотничья собака — на дичь. Нюх, чутье, реакция, навыки — все при нем. Все, что не относится к политике и мешает достижению политической цели, вычеркивается, чувства отключаются, сердце переводится в бесстрастный режим. Такие лидеры редко совершают ошибки. Они действуют по жесткому математическому алгоритму. Наверное, в такой политике и у таких политиков есть преимущество, ибо они достигают цели с наименьшими затратами для себя, для страны, для нации. У таких политиков есть лишь один «недостаток»: они никогда не остаются в истории.