Роман с разведкой. Интернет-расследование

Шли через кладбище. Они подумали, что так от трамвая будет короче. Знали, что кладбище в чести: на нем хоронят партийных деятелей второго ранга, не удостоившихся места в Кремлевской стене, знаменитых московских писателей, артистов и разбившихся аэронавтов. Но надежда на ухоженные дорожки и короткий путь оказалась напрасной. Порядок на кладбище держался только местами, у особо важных могил, а так, чтобы выйти к церкви, пришлось долго пробираться среди заброшенных дореволюционных надгробий и склепов. Зрелая августовская зелень огромных деревьев, помнивших, наверное, томившуюся в монастыре царевну Софью, укрывала их от жары, доцветали верхушки иван-чая, крапива стояла в человеческий рост. «Действительно, покойное место», — попытался пошутить Александр. Татьяна его тона не поддержала: она читала имена на замшелых могилах и покосившихся памятниках. Ей казалось, что многие из них не заслуживали такого забвения. Так, шаг в шаг, он впереди, она сзади, они и вышли к церкви.

Борис Александрович в своем неизменном балахоне с серебряными пуговицами и, несмотря на жару, в сапогах сидел в кресле у церковной стены. Он явно ждал их, ведь встреча была условлена в прошлый раз, при знакомстве.

— Надя, Надя! Александр Петрович и Татьяна Борисовна пришли!

Несмотря на то, что при первой встрече они просили называть их по именам, Садовской категорически возражал:

— Молодые люди вашего воспитания и происхождения, как и мы, старшее поколение, обломки, так сказать, проклятого окружающими прошлого, должны подавать пример уважения друг к другу. Нести миссию. Спасаться, в том числе, и этим. Кругом и так одно хамство. Никаких Манек и Ванек! Только Александр Петрович и Татьяна Борисовна!

Из низкой двери жилища Садовских вышла, вытирая руки о фартук, Надежда Ивановна. Алексей сумел довольно изящно поцеловать её протянутую для пожатия руку. Она ее не отдернула, не застеснялась трудовой огрубелости своей руки. Как, очевидно, не стеснялась и своей неопрятной, местами нечиненой одежды. В лицо она гостям не смотрела, но еще в прошлый раз Демьянов заметил, что её взгляд оживает только когда к ней обращается муж, да и то на мгновение. Он знал, что жена Садовского давно и тяжело больна.

У Садовских всё уже было явно договорено, потому что после приветствий Надежда Ивановна подхватила Татьяну под руку:

— Татьяна Борисовна! Не успеваю с обедом, а одной на кухне скучно. Не составите мне компанию? А мужчины пусть пока здесь воздухом подышат, побеседуют. Не возражаете?

А сама уже увлекала Татьяну внутрь подвала их квартиры, мало чем отличавшейся, по Таниному мнению, от склепа. Только с мебелью, вещами и книгами.

— Присаживайтесь, Александр Петрович!

Медленным, трудным кивком головы Садовский указал на заранее приготовленный стул, стоящий рядом с его креслом. Говорил он хоть и негромко, но особенно и не таясь:

— Ну что, судя по их же сводкам, дела у большевиков все хуже и хуже.

— Напротив, мне кажется, в последние дни фронт начал стабилизироваться. После полутора месяцев непрерывного наступления немцы выдыхаются. Что в районе Смоленска, что под Ленинградом. Да и на Украине тоже.

— Вы что, Александр Петрович, несмотря на мою откровенность при первой встрече, всё ещё мне не доверяете, что решили заговорить словами Совинформбюро? А что касается немцев, то эта задержка — просто тактическая передышка перед решающим броском на Москву, Петербург и Киев.

Демьянов решил немного обидеться.

— Борис Александрович, я слишком много говорил о себе в прошлый раз, да еще при свидетелях, чтобы продолжать изображать советского патриота. Но у меня есть сомнения, и они не дают мне покоя. Почему вы так уверены, что приход немцев принесет нам освобождение, а не рабство, как об этом голосят большевики? Ведь мой отец погиб в войне с ними, а ту войну, помнится, тоже сначала называли отечественной, а не империалистической.

Садовской внимательно посмотрел на Демьянова, тот взгляда не отвёл. Потом улыбнулся своей скошенной улыбкой и заговорил с заметным воодушевлением:

— Уверен, что прежде чем впервые прийти сюда, вы Александр Петрович, внимательно изучали меня и моё окружение. Вы умный и осторожный человек. У меня по вашему поводу было сначала два мнения. Первым побуждением было посчитать вас чекистским агентом. Ведь как вы с вашим происхождением могли прожить на свободе все эти годы? А когда навёл справки, то понял. Вы умный человек, Александр Петрович. Ничего о себе не скрываете, на виду, среди той части богемы, которую почти не трогают, среди актёров и режиссёров синематографа, несколько легкомысленны, слегка, по средствам, кутите, играете на скачках, женились на дочери нужного кремлевскому населению доктора. Вы только не обижайтесь, такой откровенный разговор между нами был обязательно нужен, чтобы избежать недоразумений в дальнейшем. Я вас не обидел? Я прав?

— Продолжайте, Борис Александрович, я понимаю и принимаю все ваши сомнения. И своими тоже поделюсь.