Роман с разведкой. Интернет-расследование

Как пишет Судоплатов, он и после войны пытался использовать Демьянова в качестве разведчика. Видимо, какие-то надежды на продолжение операции «Наследник» у него еще оставались. Демьянова и его жену послали в Париж, где они работали в культурном центре при советском посольстве. Она как режиссер занималась дублированием советских фильмов на французский язык, он работал инженером в созданной для этого студии. Тот год в Париже был для них настоящим подарком судьбы, наградой за всё пережитое прежде. Послевоенный Париж жил в бедности, почти нищете, но зато воздух свободы на его улицах и площадях можно было вдыхать даже советским гражданам. Однако разведывательная миссия Александра и Татьяны закончилась безрезультатно. По словам Судоплатова, они пытались сблизиться с русскими эмигрантами, но эмиграция ими не заинтересовалась. Играть ту же роль, что удавалась ему в Москве, Демьянов здесь не мог.

Любому было понятно, что как минимум без санкции НКВД (МТБ — ред) на работу в Париж советских людей отправить не могли. И рассказы о дворянском происхождении или намёки на его антисоветские настроения нисколько не помогали Демьянову войти в доверие к тем эмигрантам, которые интересовали его московских руководителей. Он тщетно пытался нащупать пути, способные привести его к Владимиру Кирилловичу. Под предлогом поиска тех, кто знал его отца и мать, ему даже удалось встретиться с бывшим начальником канцелярии великого князя Графом. Но разговора не получилось. Родителей Демьянова Граф не знал, а попытку заговорить о Владимире Кирилловиче сразу пресёк, заявив, что никаких отношений с «этим господином», как он выразился, более не имеет и иметь не хочет.

В 1946 году Демьянова и Березанцеву отозвали в Москву. На этом их шпионская карьера закончилась. Все операции, в которых они участвовали, были строго засекречены. До конца жизни Демьянов проработал скромным инженером в одном из московских НИИ. Из воспоминаний его жены ясно — жил он с внутренним разладом. Несмотря на подписку о неразглашении в конце жизни сел за мемуары. По словам Татьяны, «о себе он писал скупо, но за каждым из его воспоминаний неуловимая человеческая скорбь, невысказанная, скрытая завесой оптимизма, горькая правда человеческой жизни…». О чем он скорбел, какую горькую правду понимал, мы можем только гадать. Умер Александр Петрович Демьянов внезапно, катаясь на лодке. Это случилось в 1975 году. Инфаркт.

Послевоенная жизнь его жены Татьяны Березанцевой оказалась куда более насыщенной. Хочется верить, что в её успехах Александр Демьянов находил утешение и для себя. Она стала довольно успешным кинорежиссёром, некоторые из ее фильмов, как, например, «Дуэль» по Чехову, имели в своё время успех. Ее «Старомодную комедию» с Фрейндлих и Владимировым, снятую в конце 1970-х годов, и сейчас показывают по телевизору, как и последний, 1983 года, музыкальный фильм «Любовью за любовь» по мотивам пьесы Шекспира «Много шума из ничего». Татьяна Борисовна пережила мужа на двадцать лет. С наступлением времени, когда об операции «Монастырь» стало можно говорить, она поделилась с журналистами некоторыми воспоминаниями. Но до конца дней во всём, что касалось разведывательной работы мужа и её собственной, была очень скупа на рассказы. Один из свидетелей её последних лет вспоминал, что даже тогда, в начале 90-х годов, она производила впечатление человека «мажорного склада. разговаривала громко, с каким-то повышенным задором». В ней, дожившей до восьмидесяти с лишним лет, до конца дней проступали черты советского человека тридцатых годов. Наверное, этот оптимизм и позволил ей прожить так долго.

Жизнь Алексея Сидорова после окончания операции «Монастырь» также сложилась вполне благополучно. По крайней мере, в сравнении с биографиями многих его современников. За участие в ней, а может быть, и по совокупности заслуг перед «органами» его ещё во время войны наградили орденом «Знак Почета». Использовался ли он в качестве секретного сотрудника в дальнейшем, мне неизвестно. В 1947 году Сидоров стал членом-корреспондентом Академии наук. Успехи на службе госбезопасности, хранившиеся в глубоком секрете, не уберегли Сидорова в конце 40-х годов от очередной волны критики и чреватого печальными последствиями обвинения в формализме. Причём в науке он занимался темами, далекими от злободневности. То ли потому, что вовремя покаялся в ошибках, в свою очередь кляня формалистов, то ли потому, что невидимые, но могущественные покровители продолжали хранить его, эта история никаких серьезных последствий не имела.