Роман с урной. Расстрельные статьи

Но ларчик затем открылся просто. После того, как вышел и мой «Лис», оказалось, что обе сказки поимели в городе невиданный успех. А письма против были от врагов — потом их напечатали в «Соседях» действительно с 56-ю подписями входивших в ту команду подписантов. И до конца кампании все их СМИ надрывались страшно лестным для меня вытьем: как смел поганый сказочник нас приравнять к мышам и курам! Скажем ему дружное «нет!» Погоним вон из города!

Больше того, сам этот жанр стал популярным до того, что самой страшной среди местных стала угроза сочинить про кого-то сказку. У нашего, не приведи Бог с ним схлестнуться, Юры, при его 120-и кило, был задушевный кореш Славик, с которым я потом сдружился тоже. Славен же он был здесь как какой-то исключительный боец, хотя перед могучим Юрой выглядел не больно мощно.

Но этот фокус я и раньше видел, когда в юности ходил в бильярдную Парка Горького. Там был отъемщиком подобный Славику поджарый Вова Борода, владевший лишь одним ударом — в рог — перед которым не годились никакие ни боксеры, ни дзюдоисты; легендарный тип. И вот у Юры возник какой-то конфликт в избиркоме, прибыл гонец оттуда и доносит: обматеренный Юрой секретарь обижен страшно — да и хрен с ним. Сказал, что забракует половину подписей — и пусть бракует. Обещал подать в суд — и пусть подает. А еще сказал, напишет сказку про жабу. Тут благодушный Юра весь меняется в лице: «Что, сказку? Про меня? Славик, поехали!»

На Ходикова за распечатку первой сказки потом тоже со страшной, но никак не милой ему силой обрушились все СМИ «Траста». И он наверняка не одну ночь ворочался в кровати, проклиная себя за допущенную им проруху.

6. Тень Кайзера

Есть правило провинциальных городов, а в малых городках, где все всех знают, это вообще закон: все тайное там рано или поздно делается явным. Ибо охота, говоря оперативным языком, «распрячься» у людей подчас даже сильней страха неволи. Этим с успехом пользуются толковые, умеющие слушать следаки; сродни тому и дело журналиста. Если в тебе есть искреннее любопытство, без чего и заниматься этим делом скучно, сумей явить его собеседнику — и он откроется тебе навстречу, только успевай дальше строчить в блокнот.

И я, намучившись с молчками местных витязей в мышиной шкуре, кивавших на страшившую их судьбу Кайзера, решил зайти с обратного конца и встретиться с его вдовой. Позвонил ей с такой речью: «Я журналист из Москвы, хотел бы, если можно, побеседовать на скорбную для вас тему». — «Для чего?» — «Если мы встретимся, я постараюсь объяснить».

Мы встретились, я ей чистосердечно объяснил свою задачу и сказал: если готовы помочь, помогите; если нет — я тут же с превеликим извинением уйду. Она, похоже, потеряв вместе с мужем и весь личный страх, тем паче ее дети уже здесь не жили, согласилась рассказать мне все, что знает. И вот какой сюжет в итоге всплыл.

19 апреля 1997 года было собрание акционеров Славгородского мясокомбината, на котором его главу Генриха Кайзера ломали всячески ввести в совет директоров людей из «Траста».

Он еле смог отбиться и пришел домой страшно усталый. В одноэтажном доме с небольшим участком его ждал друг из Барнаула; попарились с ним в своей баньке и сели на веранде пить чай. Жена и трое детей Кайзера оставили наедине друзей, которым было о чем поговорить: еще никто здесь не вступал в такую схватку с «Трастом». А Кайзер накануне выпустил огромную подпольную листовку, где собрал все документы против фирмы, хотевшей съесть мясокомбинат — одно из последних успешных предприятий города. Выпускать ее пришлось потому, что при Гельмеле уже все местные инстанции, включая СМИ, легли под «Траст», а он — ничей не кум, не сват, а просто педантичный честный немец — нет…

Кайзер вышел на кухню за чайником — и в этот миг все его трудное душевное геройство было оборвано проще простого: пулей в 9 грамм бездушного свинца. Убийца ждал его под окном и выстрелил из темноты через стекло по хорошо освещенной цели.

Но эта маленькая пуля произвела в городе большое потрясение. Прежде всего потому что все, за исключением милиции и прокуратуры, знали наверняка, кому было нужно убийство Кайзера. На его похороны пришел чуть не весь город — не было только Гельмеля. Жену Кайзера, которая после его убийства пролежала месяц в больнице, в милиции спросили: «А много ли любовниц было у вашего мужа? Может, его и подвела одна из них?»

Спросить такое у жены добропорядочного немца — все равно что плюнуть ей в лицо, а при ее горе — что-то вообще за всякой гранью. Галина Кайзер выскочила из отдела — что, видимо, и было надо ведшим следствие. Больше они ее не вызывали никогда, дело сдали в архив «за отсутствием подозреваемых». А мясокомбинат из процветающего скоро стал банкротом. Из него высосали все, что было можно, а пустой корпус выбросили, как выеденную скорлупу.