Мама озорно слизывала с пальца сына росинку, смеялась и утверждала:
– Сладкая, очень сладкая.
Ёся с недоумением пожимал плечами и, веря маме на слово, прижимался к ней. В течение всей своей дальнейшей жизни Брам не раз убеждался, что слёзы бывают и сладкими, и солёными, и горькими, и… даже безвкусными.
Расставаясь у подъезда, Осип решил не напрашиваться в гости к Дарье.
«Пусть она переспит с этим, завтра всё будет ясно. А заодно покажешь женщине свою выдержку и серьёзность намерений. Залезть в кровать – дело не хитрое, но в данной ситуации это будет не совсем правильно выглядеть. Держись, Осип, будь мужчиной до конца, ты же не мальчик семнадцатилетний, Даша оценит, – думал он по дороге домой, но в какой-то момент мысли его внезапно перевернулись и постучали снизу по темечку. – Это с одной стороны, это я так рассуждаю, это так мне кажется, а она, наоборот, подумает, мужик какой-то малодушный и нерешительный. И в ресторане посидели, и в любви признался, и в обнимку по городу гуляли, а у подъезда взял и сдрейфил. Эх, Ёся-Ёся, да может, ей твоя сдержанность, что козе баян. Смотрите, интеллигентишко какой нашёлся. Баба без мужика столько лет живёт, а он тут нюни распустил, «выдержка», «сдержанность», «оценит»… Тьфу на тебя. Ну, что тут оценивать? Говори прямо: струсил…».
Осип Емельянович не мог уснуть в ту ночь до самого утра. Ругал себя, корил, потом успокаивал, иными словами он и сам не понимал, что с ним происходит. Ему хотелось одного, прижаться к Дарье, прильнуть к её губам и…
Уснул он только с первым лучом, совершенно непонятно как проникшим в комнату из-за плотных штор.
Разбудили Брамса коллеги.
«Что опять случилось?» – мысленно воскликнул он, увидев на дисплее знакомое обозначение.
– Да, – коротко ответил в трубку Осип.
– Ёся, это дед. Можешь приехать, поговорить надо.
– Как срочно? – зевая, спросил Брамс.
– Да, как сможешь, так и приезжай, – уклончиво ответил Дед Акын.
– Я могу хоть сейчас, если это важно! – недовольно буркнул Осип Емельянович.
– Да, это важно, – сказал Дед.
– Хорошо, в течение часа буду, – пообещал Брамс и, мельком взглянув на часы, отправился в ванную комнату.
Дарьи ещё не было. Осип Емельянович оставил ей записку на столе, что уехал по срочным делам, надеется скоро вернуться.
* * *
Встретили Брамса Дед и его друг Трисон. Пёс, как обычно, для порядка пару раз тявкнул и, обнюхав гостя, успокоился.
– Что опять? – прямо с порога спросил Ёся.
– Ты хоть присядь, – усмехнулся дед, – так на пороге и будем общаться?
Брамс прошёл на кухню и сел за стол.
– Понимаешь, Ёся, – осторожно начал Дед, – тут такое дело необычное, что я даже не знаю, как поступить. Акробат просил пока тебе ничего не говорить, но… я так не могу. Для меня всё равно, что соврать, что промолчать. Понимаешь? Тем более, мы тут с ним на птичьих правах. Надеюсь, ты не будешь считать, что я стуканул на своего товарища…
Осип Емельянович пристально посмотрел на Деда и, покачав головой, тихо сказал:
– Об одном прошу, Андрей Михалыч, давай без заездов. Говори прямо, что тут у вас опять стряслось?
– Ну, прямо так прямо, – вздохнул Дед и выпалил: – с нами теперь ещё один человек живёт.
– Кто? – остолбенел Брамс. – Что за человек? Давно?
– С неделю уже, – Дед опустил глаза.
– А почему ты раньше не сказал? – нахмурился Осип Емельянович.
– Ты понимаешь, Ёся, я не думал и не гадал, что она здесь задержится…
– Она? – Брамс совсем растерялся. – В смысле, женщина?
– Думаю, что да! – усмехнулся Дед.
– Что значит, думаешь? Баба?
– Ну, вроде, да…
– Дед, не зли меня, – Брамс вскочил со стула и стал нервно прохаживаться по кухне. – Ты, что, не отличаешь уже мужика от бабы?
– Отличаю-отличаю, не горячись Ёся, – Дед подошёл к Брамсу и тронул его за плечо. – Я к тому, что сейчас всё что угодно можно ожидать. Смотришь – баба, рыло помыл – мужик. Как их там, эти трансы-шмансы и всякая дребедень. Ты чего телевизор не смотришь? Вроде баба, но голос прокуренный, пропитый, под глазом фингал, волос на голове… наверное, у меня больше.
– Так, ясно с вами, – Осип снова присел на стул. – А теперь по порядку. Как она…или оно сюда попало?
– Любовь! – цокнув языком, объявил Дед Акын.
– У кого? – Брамс разинул рот.
– У Мити и Оли. Да, забыл сказать, Олей её кличут. Оля-Одесситка. Но она к Одессе имеет такое же отношение, как мы с тобой к Рио-де-Жанейро. Просто погремуха такая. В общем, наш Акробат влюбился, жениться собирается…
– Так у него же паспорта нет, – выпятил губу Брамс, – как он жениться собирается?
– Говорит, скоро будет, – заверил Дед, – он к ментам ходил, заяву написал, дескать, документы у него стырили, ну, ему там и сказали, что паспорт можно и здесь получить или что-то вроде того, я подробностей не знаю.
– А откуда она взялась эта… как её…
– Оля, – напомнил Дед. – Митя говорит, что знает её с детства, что судьба у неё трудная. Они когда-то в школе с ней дружили. Встретились случайно. Судьба!
– Судьба-то судьба, – уныло произнёс Осип Емельянович, – но Клавдия Порфирьевна пронюхает, примчится за добавкой, как пить дать.