Роман строгого режима

— Не ко мне, сынок, — развел руками отец. — В наших больницах, собственно, не лечатся, а болеют… Кто там еще? Коптелый спился — причем окончательно, трезвым не бывает. Формально числится в автомастерской, руки золотые, да, похоже, на него давно там плюнули. Еще один неудачник. Встречал я его пару недель назад — навеселе был, похихикал еще: дескать, полный аут, допился, уже черные кошки дорогу уступают. Пропал человек, не может без водки…

— Что с Антоном Вертковским, батя?

Дмитрий Иванович поморщился.

— Лучше не спрашивай. Столкнулся в прошлом месяце с твоим корешем — наведывался в Аргабаш по хозяйственным делам. Представительный такой стал, в плечах раздался — поперек себя шире. Рожа довольная, самоуверенная. Жена у него все та же — Люсьен, фифа напыщенная. Дом отгрохали, сына родили, машина — не машина, а целый танк.

— А что не так, батя? — не понял Алексей. — Ну, повезло человеку, жизнь сложилась. Не всем же спиваться да по зонам и психушкам чалиться.

— Чересчур хорошо сложилась, — фыркнул Дмитрий Иванович. — Один из личных телохранителей господина Рудницкого Леонида Константиновича.

— Повтори, — насупился Алексей.

— Да всё ты слышал, — отмахнулся отец. — Скурвился твой кореш, зазнайкой стал, людей в грош не ставит. Сутки работает, двое отдыхает. Леонид Константинович своим работником доволен.

— Ты серьезно? — опешил Алексей. — Вот же западло… Как он мог? Юлька Кутейкина ни о чем таком не писала…

— Мне так думается, — крякнул Дмитрий Иванович, — что как отбыл ты по этапу, так Леонид Константинович взял твоего дружка за горло — дескать, сожгли мою наркоту с Корчагиным, теперь отрабатывай. Думаю, у Антона выхода другого не было. А потом втянулся, понравилось, красивая жизнь любого испортит.

— Не любого, — проворчал Алексей.

Выпили не чокаясь, словно за покойника.

— Про Лиду расскажи…

— Забыть не можешь?

— Как я ее забуду? Мертвую — не смог бы. А она живая…

— Это не жизнь, сынок… Нашелся у нее в итоге богатый родственник — какой-то троюродный дядька по линии матери. Заботиться о ней не пожелал, но выделил сумму на лечение. А после лечения — на дальнейшее существование. Ну, чтобы отстали. Для него так проще. Человека трудно винить — он при жизни… прости, Алексей, — до пожара о существовании Лиды даже не подозревал. Приезжал из Сургута пару раз, заплатил за содержание в отдельной палате. Девушка выдержала несколько операций, сейчас она просто растение — говорить не может, передвигается с трудом, видит только тени, лицо обезображено, о чем думает — только она знает… Ты уж прости, сынок, за излишний натурализм. Лежит в районной больнице — палата со всеми удобствами в психиатрическом корпусе. В том самом, где и Вовка твой обретается — только у него условия попроще…

— Почему в психиатрическом? — содрогнулся Алексей.

— А ты сам догадайся. Глухая депрессия, она целиком в себе, память отсутствует — не помнит, кто она такая. Что-то читает по азбуке Брайля, музыку слушает. Ты не думай, что я намеренно о ней справки наводил, просто разговорился однажды с женщиной в районной поликлинике — вместе в очереди сидели. Она трудилась нянечкой в этом отделении… Пустое это, Алексей, — расставшись с меланхолией, изрек родитель. — Я рад тебя видеть — живого и возмужавшего, но зря ты сюда приехал. Не к добру. Окопался бы где-нибудь в медвежьем углу, кинул бы весточку — мол, живой, на свободе, — мне бы хватило для полного счастья. Глупо воевать с этой мощью. Я бы помог тебе, но уже старый. Откажись, целее будешь. И мне спокойнее. Не вырезать эту раковую опухоль.

— И все же я попытаюсь, отец… — У Алексея судорогой сводило скулы. — Не могу уже уехать. Глупо звучит, но добьюсь справедливости. Доживем мы с тобой, отец, до решительной и бесповоротной победы добра. Хорошо бы тебе, кстати, исчезнуть из этого дома, — вернулся к прозе Алексей. — Есть где отсидеться? От греха, как говорится, подальше. Сдается мне, что будущие калеки на днях сюда придут.

— Думаешь, догадаются? — насторожился отец.

— Сам признаюсь, — усмехнулся Алексей.

Мужчина с женщиной вернулись из гостей в десятом часу вечера. Уже стемнело. Крупный мясистый субъект в солидных очках первым ввалился в прихожую, стилизованную под охотничий домик, не позаботившись пропустить вперед супругу. Он был нетрезв и чем-то недоволен. Скинул стильный плащ, швырнул его на лихо закрученный бараний рог, повернулся к стройной женщине, входящей в дом.

— Плохо водишь, дорогая, к метле привыкла?

— Ой, как смешно, — скорчила гримасу женщина. Она тоже была чем-то раздражена. — Извини, но на этой улице, куда ты меня направил, Сусанин несчастный, такой асфальт, что его проще по обочине объехать. Подумаешь, бампер поцарапала, какая трагедия. Завтра приедут люди и все исправят. Денег нет на новый бампер?

— Лучше бы я сел за руль, — ворчал мужчина, направляясь к холодильнику и извлекая из него початую бутылку импортной минеральной воды. Он жадно припал к горлышку, жидкость текла по подбородку.

— Ты пьяный, — фыркнула женщина. — Тебе нельзя за руль.