Роман тайн «Доктор Живаго»

В землянке пахло душистым угаром. Он садился на нёбо, щекотал в носу и горле. Землянка освещалась тонко в листик нащепленными лучинками в треногом таганце. Когда они догорали, обгорелый кончик падал в подставленный таз с водой, и Ливерий втыкал в кольцо новую, зажженную.

(3, 367)

Познание сущностного, согласно Платону, состоит в выходе из обманывающей нас пещеры, в обращении зрения к солнцу. Ливерий обвиняет Юрия в нежелании выбраться из мрака: «…вы не видите впереди просвета» (3, 334). В споре с Платоном Пастернак объединяет того, кто ввергает обитателей пещеры в заблуждение теневыми узорами, и того, кто рвется к солнцу. С пастернаковской точки зрения утопист (Ливерий) и есть творец мнимого мира (ср. стереоскопические картинки Урала, сделанные будущим партизанским полководцем в юности). Живаго негодующе думает о Ливерии:

«Какая близорукость [у покинувшего подземную тюрьму, — говорится в „Государстве“, — может испортиться зрение. — И. С.). Я без конца твержу ему о противоположности наших взглядов, он захватил меня силой [Платон считал, что обитателей пещеры можно приучить к яркому свету только в принудительном порядке. — И. С.] и держит при себе, и он воображает [! — И. С.], что его неудачи должны расстраивать меня, а его расчеты и надежды [утопизм. — И. С.] вселяют в меня бодрость. Какое самоослепление! Интересы революции и существование Солнечной системы [ср. созерцание солнца в мифе о пещере. — И. С.] для него одно и то же».

(3, 334)

Платон считал, что если вышедший из пещеры на свет вернется к сотоварищам и захочет освободить и их, то они, привыкшие к своим обстоятельствам, убьют его (кн. 7, 2). Живаго, пленник пещеры, вынашивает мысль об убийстве Ливерия («О, как я его ненавижу! Видит Бог, я когда-нибудь убью его» (3, 336); эта фраза возникает во внутренних монологах доктора трижды[187]). На деле попытку погубить Ливерия предпринимает не доктор, а Захар Гораздых с заговорщиками[188].

3.3.

Мы можем теперь раскрыть значение рекламного щита «Моро и Ветчинкин», который преследует Юрия на протяжении всего его пребывания на Урале и около которого совершается захват доктора партизанами. Реклама указывает Юрию его путь в царство утопии. Надпись (упоминаемая в романе пять раз) составлена из итальянизированного имени Мора[189] и из прочтения этимологии имени Бэкона на русско-германский манер («Ветчинкин» = «Schinken» + «ветчина» = «bacon»). Классический английский государственный утопизм XVI–XVII вв. пропитывается у Пастернака итальяно-русско-немецкими коннотациями и становится ответственным за возникновение трех главных тоталитарных государств в Европе нашего столетия.

4. Москва — Урал (антропологическая утопия Фурье)

4.1.1.

Если Ливерий — носитель платоновского утопизма, то Антипов-Стрельников — фурьерист[190].

Фурье перевел утопическую проблематику из социально-этатической плоскости в антропологическую. Уже в первом своем труде, «Теория четырех движений и всеобщих судеб» (1808), он увидел основную несправедливость общественной жизни в угнетении одного пола другим. Современная цивилизация, которую нельзя улучшить и которую поэтому следует уничтожить, «тиранизирует» женщину. Социальный прогресс имеет дальней целью эмансипировать подавленный пол.

В этом же, в освобождении женщины из-под гнета маскулинизированной культуры, заключен смысл революционности Стрельникова. Вот его слова: