Роман в утешение. Книга первая

Чтобы не заболеть, приняла горячий душ, выпила настой ромашки и легла в свежезастеленную постель. И тут же пожалела об этом – запах Георгия так въелся в подушку, что не перебивался даже ароматом крема, которым я обильно намазалась перед сном. Он воскрешал столько болезненного, того, что я стремилась забыть, что я почти уже решила перейти вниз, в бабушкину спальню, но усталость взяла свое, и я провалилась в забытье, как в пропасть.

Мне снился сон. Из той, прежней, старательно мною забытой жизни. Он был таким сладким, что я, застонав, зарылась лицом в теплое плечо Георгия. Как же мне с ним хорошо! Нет измен, нет страдания и нечеловеческой боли. И Романа тоже нет. Он просто глупая, выдуманная мной нелепая химера.

Мы только вдвоем – Георгий и я. Он так нежно меня целует, что у меня от счастья по щекам сами катятся слезы. Он тихо говорит: «Тише, успокойся. Всё хорошо, всё будет хорошо…»

Припоминаю, что эти слова он говорил, когда, беременную, забирал меня из негостеприимного родительского дома. Значит, я попала в то далекое время, когда считала его чуть ли не божеством. Хотя почему чуть? Настоящим богом. Своим богом.

Он ласкал меня так же, как всю нашу совместную жизнь, зная все мои потайные уголки. Но сейчас он делал это с каким-то странным, ясно ощущаемым мною неистовством. Я долго не могла понять, что это такое, пока меня не осенила догадка – сейчас он ничего не скрывал.

Раньше мне всегда казалось, что он оставляет что-то про запас, что-то такое, куда мне пути нет и не будет, хоть лопни я от усердия. А сейчас он был рядом со мной весь, отдавая мне всего себя.

Но меня этот необычный поворот в наших отношениях ничуть не насторожил – слишком уж хорош был этот нереальный сон. Губы моего мужчины были такими нежными, такими желанными, что я сама принялась целовать его, доверяясь всей душой.

Как замечательно, когда между нами не стоит непробиваемой стеной боль и измена, трусость и гордыня. Ничего нет – только он и я. Но вот он прекратил ласки и осторожно, словно не делал этого давным-давно, лег сверху. Это было немного странно, но я поощрительно погладила его по плечу, выгнулась навстречу, и он сразу же вошел в меня. Меня обожгло неземное блаженство, и я приоткрыла рот, чтобы вдохнуть так не хватавшего мне воздуха.

Любимый двигался сильно и вместе с тем бережно, стараясь продлить мое наслаждение. И я, к своему изумлению, действительно уплыла в небеса еще раз. Это был такой восторг, что я даже не могла поднять на него расплывающийся взгляд.

Георгий лег рядом и мягко выдохнул:

– Как я люблю тебя, моя милая девочка!

Люблю тебя? Меня как ледяной водой облили. Никогда раньше, ни во сне, ни наяву, он по собственной воле не произносил этих так желанных мною слов. Это не сон!

Откинув его руку, я резко села на кровати, закутавшись в простыню, и покрутила головой, всё еще надеясь, что мне это только снится. Но рядом и в самом деле лежал еще расслабленный после страстных ласк Георгий.

– Это омерзительно! – мой тон подействовал на него, как неотвратимо летящий сверху кирпич. Вздохнув, он тоже сел, ничуть не стесняясь своей наготы.

– А я думал, ты меня простила.

– А я думала, что вижу сон. Из давно прошедшей жизни! – я так подчеркнула слово прошедшей, что он поежился, как от озноба.

Взяв меня за руки, он просительно прошептал:

– Рита, давай начнем все сначала. Здесь, где всё начиналось. Где я впервые встретил тебя и полюбил.

А вот этого ему говорить было не нужно. От этих слов боль, спрятанная где-то в глубине, вырвалась наружу и я, выдернув свои руки, зловеще ответила:

– Вот как? Всё сначала? То есть я опять выпрашиваю крохи твоей любви, твоего внимания и мучаюсь, уверенная, что ты меня не любишь? Что женился на мне только потому, что я, глупая, залетела, испортив всю твою тщательно распланированную жизнь?

Мой голос вибрировал от неистовой боли, и Георгий, вдруг опрокинув меня на кровать, прижал меня к ней всем своим телом.

– Нет, так больше не будет никогда. Теперь я буду вымаливать крохи твоей любви и внимания, только прости мою глупость и останься со мной!

В его тихом голосе было столько страсти, что у меня сжалось сердце. Я не хотела его слушать, не хотела отвечать, но он, не давая мне подняться, настойчиво продолжал:

– Ты сказала мне, что я даже сыновей только терпел. Нет, ты не права, я их очень люблю. Но, – представь себя на моем месте – они же живое напоминание о моей подлости. Если бы я тогда повел себя как взрослый, ответственный мужчина, ничего этого бы не было. Ты была так молода, так неопытна, а я уступил своей похоти и взял тебя на скамейке в беседке! Мне до сих пор стыдно.

Георгий уткнулся мне в плечо и я ощутила кожей его горящие щеки. Он поцеловал впадинку у основания шеи, и сделал это так просительно, что мне стало его жаль. Но жалость – это вовсе не любовь.

Та, первая моя любовь, такая нежная и страстная, сгорела в горниле низкой измены. Теперь в моей груди не было ничего, кроме боли, ну, и, возможно, досады. Хотя нет, клубок чувств был гораздо объемнее, но распутать его мне никак не удавалось.