Роман женщины

Она упала на пол; закрыв лицо руками, она удерживала рыдания, надрывавшие ее грудь. Леон отворил дверь — и встретился прямо лицом к лицу с Эмануилом; они поклонились друг другу.

Мари на коленях подползла к этой роковой двери: она хотела и молиться и слышать их разговор.

— Милостивый государь, — начал Эмануил, — по-настоящему, чтобы получить ваше согласие на мое требование, я должен был бы прислать к вам двух секундантов; но я считал лишним замешивать в дело, касающееся нас двоих, людей, совершенно ему чуждых, и потому сам приехал к вам.

Леон поклонился вместо ответа.

Мари молилась. Марианна поддерживала ее.

— Обыкновенная дуэль между нами, — продолжал Эмануил, — окончательно уничтожила бы доброе мнение о женщине, которое, уезжая из Парижа, я старался спасти всеми мерами; потому что у нее есть дочь, носящая мое имя, и которая не должна сделаться предметом презрения за поступок матери. Я хочу, чтобы после вашей или моей смерти женщина эта снова могла занять около своей дочери то место, которого вы сделали ее недостойной. Я говорю после вашей или моей смерти, потому что в поединке, на который я вызываю вас, — один из нас погибнет, и погибнет непременно.

Видя такое невозмутимое хладнокровие при ужасной внутренней борьбе, происходившей в душе его противника, Леон побледнел и снова поклонился в знак совершенного согласия.

— Итак, вот мои распоряжения, — продолжал де Брион, — я нанял довольно уединенный домик на дороге из Флоренции в Пизу; никто не живет в нем и, кажется, кроме меня, никто не знает об его существовании. Сегодня, в четыре часа ночи, на площади Соборной церкви, вас будет ожидать карета, которая и привезет вас в назначенное место. Я же приеду в этот домик ранее вас, следовательно, вы без труда попадете в него. Г-жа де Брион должна сопровождать вас, но она останется в вашей карете с Марианной; один из нас вернется к ней. Если это будет моим уделом, я отвезу ее в Париж, чтобы доказать свету, что она заслуживает мое уважение, т. е. уважение общества, а потом, через три-четыре месяца, в продолжение которых, вероятно, забудется наше исчезновение, я лишу себя жизни; но сделаю это таким образом, что смерть мою все припишут несчастной случайности, а не самоубийству. Она останется вдовою — вот и все. Видите ли, милостивый государь, я не хочу, чтобы в минуту смерти вы трепетали за будущность ее, если только мне удастся убить вас.

Мари, стоявшая у двери, слышала этот разговор: крик ужаса вырвался из ее груди. Этот крик объяснил Эмануилу присутствие за дверью его жены. Холодный пот выступил у него на лбу, в глазах помутилось, и нужна была сверхъестественная сила воли, чтобы не изменить себе, слыша подобный вопль ужаса и отчаяния. Однако он скоро пришел в себя и продолжал:

— Если же вы убьете меня, вы отправитесь к г-же де Брион и скажете ей просто, что я умер; она должна знать, как поступить в таком случае. Теперь, желая вас успокоить за последствия поединка, не имеющего свидетелей, но исполненного на условиях обоюдной нашей чести, что, однако, не может быть принято правосудием как доказательство, я буду иметь при себе бумагу, которою обвиню себя в самоубийстве; согласны вы на это?

— Согласен, — отвечал Леон немного взволнованным голосом.

— Кажется, свидетели не могли бы выдумать лучших условий, — прибавил Эмануил. — Затем, до свидания!

После этого де Брион поклонился Леону, и, бросив взгляд, полный мрачной тоски, в ту сторону, где он предполагал Мари, Эмануил вышел.

— Марианна, — проговорила тихо бедная женщина, — следи за ним и скажи мне, где можно отыскать его:

— Что ты хочешь делать, дитя мое?

— Ступай скорее!

Леон растворил двери, за которыми находилась Мари; он был бледен как смерть.

— Вы были тут, Мари? — сказал он ей, протягивая руку.

— Да, — едва отвечала она, не обратив внимание на его движение.

— Вы слышали все?

— Все.

— Что же вы намерены делать?

— Исполнить его волю.

— Теперь?

— Да! С этой минуты я не хочу вас знать более; мы будем жить врозь; с этой минуты я буду молить Бога, чтобы он наказал только одну виновницу этих бедствий, чтоб он был справедлив к одному и милосерден к другому:

Леон отступил перед непоколебимой волей, так ясно и торжественно выраженной; он ушел в свою комнату и заперся в ней. Через полчаса вернулась Марианна.

— Ну где? — спросила ее Мари.

— В гостинице Победы.

— Один?

— Один.

— Отнеси ему мое письмо.

Но написав, Мари разорвала письмо, казалось, иная мысль блеснула в ее уме и натолкнула ее на другое решение, потому что, подумав немного, она сказала:

— Нет, не нужно, добрая Марианна! Я лучше сама пойду к нему, — и, как бы ожив от этой мысли, она утерла слезы и велела укладываться.

— Мы едем, дитя мое?

— Да.

— Когда же?

— В эту же ночь; распорядись, чтобы лошади были готовы к трем часам утра.

— Сюда привести их?

— Нет, на площадь Соборной церкви.

— Куда же мы отправляемся?

— К моей дочери.

— Бог увидит твое раскаяние и простит тебя.

— Будем надеяться на милосердие его, а покуда распорядись о лошадях.