Роман женщины

— Вы, может быть, и правы, но она не из таких женщин, которые легко могли бы расстаться с подобным вам человеком. В вас она видела более чем любовника; через вас она выигрывала положение. Ловели — наложница де Бриона! Подумайте об эффекте, который бы произвела эта новость в Париже, как бы усилилась ее известность. Покинув ее, вы нанесли удар и ее сердцу, и ее самолюбию, ибо ничего нет удивительного, что она полюбила вас.

— Разве она говорила вам что-нибудь об этом?

— Я сам не видел ее с тех пор; я выехал из Парижа почти в одно время с вами и вот только что возвратился; но завтра будет опера, где она непременно будет, и я увижу ее. Не мешало бы узнать ее намерения и виды, трудно предположить, чтобы такой скорый разрыв не задел ее за живое; если она, как я думаю, намерена вести войну, то я хочу иметь честь изменить ей и предуведомить вас.

— Уверяю вас, — отвечал Эмануил, как бы обидевшись той важности, какую приписывали его поступку, — уверяю вас, что воинственное расположение Юлии Ловели не опаснее ее любви. Я был бы в отчаянии, если моя связь с нею сделается известною, а особенно когда подумают, что я считаю ее серьезною или помню о ней.

— Извините меня, — продолжал де Гриж, — я живу в мире тунеядцев, для которых такого рода приключения составляют события, и потому забываю, что, к счастью, вы не принадлежите к этому миру.

Разговор принял другое направление и перешел на охоту, лошадей и политику. Незаметно подошли к улице Святых Отцов. Эмануил остановился у дома № 7.

— Вы хотите сделать визит графу д’Ерми?

— Да, вы знаете его?

— Нет, хотя давно барон де Бэ хотел меня с ним познакомить, уверяя, что это весьма приятное семейство, и я не оставил еще желания быть ему представленным.

— Я с удовольствием представлю вас, и поверьте, что сдержу свое обещание лучше барона. Граф и графиня вернулись в Париж только вчера и скоро возобновят свои приемные дни; в один из них я заеду за вами.

— Право, вы слишком любезны, — отвечал Леон с поклоном, отдавая карточку де Бриону, который, простясь с ним, вошел в отель графа.

Граф уже встал.

— Вы были здесь? — сказал он с улыбкой, увидя Эмануила. — Отчего же вы не вошли?

— Вы еще спали.

— Разве вы не у себя дома?

Эмануил сжал руку д’Ерми.

— И точно, — сказал он, — я и то уже распорядился, как бы принадлежа вашему семейству, обещав прекрасному юноше, молодому маркизу де Грижу, представить его вам.

— Представьте, любезный друг, представьте; каждый, кто войдет ко мне с вами, — будет дорогим гостем. Вы останетесь у меня завтракать?

— Нет; я хотел вас видеть, я видел вас и теперь уйду.

— Вы вовсе не думаете о том, что говорите. Сердце ваше, любезный Эмануил, еще не изощрилось в политике и не умеет скрывать своих желаний. Дети проснутся и тотчас же выйдут.

— Когда вы так хорошо меня знаете, я останусь. — Сказав это, Эмануил сел возле графа.

— Завтра мы едем в оперу, — сказал граф, — графиня хочет доставить удовольствие Клементине, которая должна через два дня расстаться с нами и отправиться в Дре; если вы свободны, не хотите ли провести завтрашний вечер с нами?

— С величайшим удовольствием.

Уверяют, что есть предчувствия, предвещающие несчастья. Эмануил же, будучи таким же фаталистом, как и каждый, не подозревал, однако, что завтрашний вечер будет иметь огромное влияние на всю его жизнь.

VII

По приезде в Париж большая часть первой ночи прошла и для Мари в размышлениях и раздумье, но для нее неизвестность не существовала; она была уверена в любви своей к Эмануилу. Нравственная перемена, совершившаяся в ее жизни вместе с появлением де Бриона, не допускала на этот счет ни малейших сомнений. Оставленный ею замок казался ей печальным и скучным без Эмануила, она не понимала, как могла она до сих пор гулять в том парке, не предчувствуя даже, что когда-нибудь она вместе с ним будет отдыхать в его тенистых аллеях; наконец, его присутствие в любимых ею местах казалось ей необходимым дополнением ее счастья.

Ни одного слова любви не было еще произнесено между ними, но с того дня, как Клементина отказалась от предложения Эмануила, Мари поняла, что ее минутная холодность принудила его на такое действие; Мари раскаялась, и, чтобы вознаградить его за страдание, она тотчас же возобновила их прежние дружеские отношения и сделала это с таким женским тактом, что еще сильнее привязала к себе и его сердце, и его мысли. Между тем, она боялась возвращения в Париж. Она страшилась, что дела политики и прежние привычки опять овладеют совершенно любимым ею человеком и вытеснят из души его эту случайную любовь. Но наутро, когда она увидела его пришедшим к ним в 9 часов утра и потом воротившимся в 11, она еще более уверилась и думала: «Он любит меня».