— В таком случае вы угадали, сударыня; слуги всегда любят знать о господине все, — прибавил он, желая как будто оправдать себя.
— Справедливо, — заметила Юлия. — Но то, что ты делаешь из любопытства, ты сделаешь для меня — и получишь за это триста франков.
— Следовательно, письма, оставленные…
— Этих мне не нужно; ты будешь доставлять мне только те, которые твой господин запирает.
— А каким образом я добуду их?
— Очень просто. Куда прячет их маркиз?
— В камин, он жжет их.
Юлия закусила губу.
— А где хранит он свои важные бумаги? — спросила она.
— Вот здесь, — отвечал Флорентин, указывая на этажерку, стоящую между двумя окнами кабинета.
— Ключ от нее постоянно у него?
— Точно так, сударыня.
— Нужно подделать другой.
— Каким образом?
— Украсть настоящий и уверить его, что он затерял его сам. Ты передашь этот ключ мне. Не бойся ничего, Флорентин; к этому нет иных причин, кроме ревности женщины. Ты обязан только уведомлять меня ежедневно, где бывает твой господин, получил ли он письмо, спрятал ли он его или сжег; понимаешь?
— Понимаю.
— Завтра утром доставишь мне ключ, а вечером уведомление — вот тебе за первый месяц.
При этом Юлия отдала свой кошелек Флорентину.
— Ежели же когда-нибудь приедет к нему дама, — прибавила Юлия, — ты должен дать мне знать или тотчас же после ее визита, или, если возможно, ранее его.
— Понимаю, — отвечал Флорентин. — Впрочем, если вы и забыли приказать что-нибудь, я угадаю, что вы забыли.
— Ты умный малый! — сказала Юлия.
— Вы увидите.
— Главное — молчание.
— Будьте покойны, сударыня.
На другой день ключ был уже доставлен Юлии.
Что же делала Мари в то время, когда так занимались ею и когда Юлия предчувствовала, что она непременно обманет мужа? Она жила сердцем между матерью, отцом, мужем и дочерью — любя каждое из этих дорогих для нее существ.
Но мы обязаны сказать, что молодая женщина начинала уже хитрить относительно Эмануила и своей дочери, и письма ее к подруге не имели уже прежнего оттенка грусти.
IV
Между тем вот что писала она Клементине: