— А мои ответы — нет. Я гораздо серьезней воспринимаю книгоиздательство, чем представляется Эмме. Для меня это не игра, не цифры, это один из самых величайших процессов в мире. И я счастлив принимать в нем участие. — Я был слишком многословен и поэтому смутился. И последние слова произнес шепотом: — Я не смог бы работать, если бы вы так не помогли мне, и я никогда этого не забуду.
В этот свой визит в Нью-Йорк я не стал возвращаться домой, а остался здесь ночевать, так как на следующий день мне надо было встретиться с моим агентом, с которым меня связывали чисто деловые отношения. Я имел довольно печальный опыт общения с агентами. Один из них, довольно известный в своих кругах, будучи должником миссис Мармелл, с большой неохотой взялся за мои дела. Я стал его клиентом только благодаря моему редактору. И когда он почувствовал, что мои первые книги идут ко дну, и понял, что у меня нет дара писать короткие яркие статьи, бросил меня, послав соответствующее письмо, даже позвонить не счел нужным. Затем меня подобрал молодой человек, который, закончив обучение у Уильяма Морриса, организовал собственное агентство. Говорил он очень много, но делал крайне мало. Как только он увидел, что от меня никогда не дождешься того, что он называл «значительными успехами», он тоже меня покинул. Теперь, когда мои успехи стали не просто «значительными», а «потрясающими», я хотел бы узнать, что думает этот молодой человек, вспоминая день, когда он от меня отказался. Но тогда, на мое счастье, свои услуги мне предложила Хильда Крейн, которой понравился мой четвертый роман «Изгнанный». Она предлагала его везде: в Голливуд, на телевидение, в газеты, но никто к нему не проявлял интереса.
Но она верила в успех нашего предприятия и убеждала меня, что рано или поздно эта или какая-то другая из моих книг будет замечена. Как радовалась она, когда «Нечистая сила» стала бестселлером. Ликуя в душе, она предложила ее все тем же агентствам, и в этот раз ответы были положительными.
У мисс Крейн был трехкомнатный офис на Бродвее. Никакой роскоши, только картотеки и бумаги. Она шутила: «Боюсь, что придется переезжать в более просторное помещение, столько работы из-за успехов ваших последних трех книг и, будем надеяться, следующей». Эта сорокачетырехлетняя женщина, которая могла в зависимости от времени суток или обстоятельств выглядеть на двадцать четыре или шестьдесят четыре, была мне настоящей опорой. С самого начала она предупредила меня о своем стиле поведения: «Я своих авторов не балую, не помогаю им в их бракоразводных делах, не покупаю им билетов в театр, не организую скидок в отелях. Я не поправляю их и не помогаю им, когда они пишут свои произведения. Что я делаю, и делаю хорошо, это принимаю все, что они напишут, и прикладываю все силы, чтобы это продать. Если есть хоть какая-то возможность продать, я ее использую. Порой они приходят в изумление, когда узнают, кому и куда я продала их вещь. Ведь я обращаюсь, наряду со всем прочим, и в фабричные, фермерские, университетские журналы — я все их курирую. Моя страсть — видеть вещи моих клиентов напечатанными. Иногда я продаю статью за пять долларов только для того, чтобы ее автора напечатали. Вот что для меня важно».
Я платил ей десять процентов со всех видов моих доходов, мы полностью доверяли друг другу, и я не принимал наличных или чека на свое имя, не проинформировав ее и не послав ей эти десять процентов. За эти десять процентов она предоставляла ряд фантастических услуг. Но самое важное — она вела переговоры об объеме всех моих гонораров, хотя в писательском бизнесе не было редкостью, когда писатель сам разбирался со своим издателем в вопросах продвижения своей рукописи и суммах гонорара. Гораздо удобнее, когда автору предлагалось волноваться; о качестве своей рукописи, а агенту о том, сколько можно за нее получить.
Кроме переговоров о гонорарах, мисс Крейн также занималась вспомогательными продажами, поисками новых контрактов, когда это было необходимо, контролем за соблюдением авторских прав и многим другим. Иногда она посылала мне по три-четыре письма в неделю, каждое по поводу какой-нибудь сделки, о которой я почти ничего не знал, но организация которой было делом серьезным. Обычно мисс Крейн получала свои десять процентов, а в этом году, если надежды миссис Мармелл оправдаются, она получит как минимум полмиллиона долларов от того, кого она называет «мой скромный маленький немец». И к тому же ей для этого не придется прикладывать почти никаких усилий. В то время как миссис Мармелл носится с моей рукописью, словно нянька с младенцем.
Успех моего нового романа будет ее личной заслугой. А получит она лишь полагающуюся ей скромную зарплату от «Кинетик». Пожалуй, это несправедливо, однако я слышал рассказ мисс Крейн о том, как она зарабатывала на другом своем авторе: «Я возилась с ним, как с собственным ребенком, следила, чтобы он писал для нужных журналов в нужное время, и радовалась, что его писательская репутация неизменно растет. А без меня бы он как слепой продвигался на ощупь».