Мы собрались со слугами на прощальный ужин из борща и рябчика с рисом. Распили две бутылки вина, которые Харитонов прятал от большевиков и охранников.
Радость от того, что совсем скоро мы окажемся на пути к родителям, наполняла наши сердца эйфорией.
Через несколько часов солдаты наконец закончили обыск. Я пыталась не переходить на бег, когда шла обратно в спальню. В моем чемодане уже лежала большая часть необходимых вещей – сменная одежда, письменные принадлежности и три книги: Пушкин для разума, Библия для души и немецкая книга о мастерстве заклинаний для образования. Вероятно, они были изрядно перетасованы после осмотра Заша.
Войдя в комнату, я стремительно взглянула на полку слева. Покрытые пылью и сияющие чистотой предметы казались нетронутыми. Но между музыкальной шкатулкой и украшенной драгоценными камнями фигурой балерины образовалось пустое пространство, словно само по себе представлявшее артефакт.
Папина матрешка исчезла.
3
Я заставила себя теребить пряжку чемодана, как будто все еще собирала вещи, на случай, если Юровский или Заш каким-то образом следят за моей реакцией. Но как им удалось? Откуда им было знать?
Юровский пробыл здесь всего один день. Если бы он узнал, что мы прячем старые чары, он сказал бы что-нибудь еще несколько недель назад, когда находился в этом доме. Мы оказали бы сопротивление и понесли наказание.
Наверное, это Заш. Каким-то образом он был в курсе, что я взяла игрушку из библиотеки. Или, может, заметил, что она появилась в моей комнате. Я не знала, что произошло, но это точно был он.
Я должна вернуть матрешку.
Вопрос в том,
Задержаться.
Лучшая из усмешек появилась на моих губах – та, что предшествовала особенно удачной шутке. Все, что мне потребуется – корзина яиц.
Я поднялась до рассвета, оделась и отнесла вещи в прихожую. У Юровского не будет оснований обвинять меня в несоблюдении приказа.
Мое поведение было ангельским.
Несколько солдат, красноглазых и пошатывающихся от усталости, патрулировали коридоры. Они несли ночную вахту и казались гораздо менее отдохнувшими, чем обычно. Вероятно, потому что теперь, когда Юровский был здесь, они действительно стояли на страже всю ночь.
Комендант вышел в прихожую, когда я тяжело опустила чемодан у двери. Я вела себя так, словно его здесь не было, но чувствовала враждебный взгляд – он обжигал мою кожу. К счастью, этот человек не будет сопровождать нас в Екатеринбург.
Я старалась выглядеть занятой, и когда первый испуганный крик нарушил утреннюю тишину, ахнула, как и остальные. Должна признаться, что сама почти поверила в искренность своего удивления.
Юровский слегка наклонил голову – единственное проявление огорчения. Когда за вторым криком последовал третий, я придала лицу самое озабоченное выражение и зашагала на шум – в сторону солдатского коридора.
Комендант шел следом.
Демонстрируя тревогу, я порой переходила на бег. Ровный шаг Юровского по коридору не ускорялся и не замедлялся. Механический, как и его часы. Я была признательна за то, что он не выдавал свою тревогу. Благодаря этому я ворвалась в солдатскую комнату за несколько секунд до него и первой увидела произошедшее.
Несколько солдат сидели на своих койках с сапогами в руках. Нити яичного желтка тянулись от их липких носков внутрь обуви.
– Что здесь происходит? – потребовал объяснений Юровский, останавливаясь позади меня.
– Сырые яйца! – воскликнул один из красноармейцев. – В сапогах!
Солдаты, еще не успевшие сунуть ноги в обувь, перевернули их, и, конечно же, оттуда выкатились яйца. Некоторые тихонько посмеивались. Я ушла с пути Юровского, но не раньше, чем Заш встретился со мной вопросительным взглядом.
Он уже надел оба сапога, одетый по форме и готовый к выполнению долга. Никакого фиаско с яйцами. В его случае.
– О, и это все? – воскликнула я в адрес невезучих обитателей комнаты. – Я думала, кто-то ранен! – Развернулась на каблуках и ушла, оставив Юровского разбираться с происходящим.
– Ты, допроси повара и выясни, кто это сделал. – Комендант был поразительно сдержан, но меня это не удивило. Мне вовсе не хотелось оказаться на его пути, ведь самые тихие голоса порой произносят невероятно жестокие слова. Но шаги, раздававшиеся в коридоре за моей спиной, механическими не были. Стремительная поступь солдата, выполнявшего задание. И я точно знала, чья именно.
Заш подошел ко мне.
– Интересно, почему меня пощадили?
Я пожала плечами и пошла дальше.
– Почему бы и нет? Мне очень не хотелось бы, чтобы вы наследили в библиотеке. Или в моей спальне.
– Это было крайне по-детски.
Я распахнула глаза.
– Те, кто не умеет смеяться, не могут нормально жить.
– Сплошное расточительство. Эти яйца могли бы достаться людям.
С меня было довольно. Мы завернули за угол, и я повернулась к нему лицом, остановившись перед кухонной дверью.