Императрица окружила себя поистине замечательными соратниками. Она умела не только найти достойного человека, но и поставить его на то место, где он лучше всего мог бы проявить свои способности и принести больше пользы. У Петра тоже было немало «птенцов», но все они в основном на голову ниже своего государя. Недаром «Медный всадник» так «одинок». А вот скульптор Михаил Микешин прекрасно уловил самую суть екатерининской политики: на его памятнике императрица стоит чуть выше (просто в силу своего положения) девяти своих блистательных «орлов». И вправду, что же такое Екатерина? Это Суворов и Потёмкин, Румянцев и Чичагов, Дашкова и Бецкой, Безбородко и Панин, Ушаков и Спиридов, Державин и Фонвизин, Рокотов и Левицкий и многие, многие другие. «По моему мнению, – писала Екатерина своему постоянному корреспонденту барону Ф.-М. Гримму, – во всяком государстве найдутся люди, и искать их нечего; нужно только употребить в дело тех, кто под рукою… неурожая на людей не бывает, их всегда многое множество». И далее: «Я никогда не искала и всегда находила под рукой людей, которые служили мне, и по большей части служили хорошо. Сверх того, по временам я люблю свежие головы, которые очень полезны рядом с головами, более умудрёнными; всё зависит именно от умения направить людей». «Графу Орлову должна я частию блеска моего царствования, ибо он присоветовал послать флот в Архипелаг. Князю Потёмкину обязана я приобретением Тавриды и рассеянием татарских орд, столь беспокоивших пределы империи… Фельдмаршалу Румянцеву должна я победами; <…> Михельсону я обязана поимкою Пугачёва…» – говорила она.
Екатерина прекрасно понимала, что есть люди умнее и талантливее её, компетентнее в тех или иных областях, – и радовалась таким людям, привечала их. «О, как жестоко ошибаются, изображая, будто чьё-либо достоинство страшит меня. Напротив, я бы желала, чтоб вокруг меня были только герои. И я всячески старалась внушить героизм всем, в ком замечала к оному малейшую способность». И делала она это великолепно. Умела похвалить и отметить заслуги, нередко преувеличивая их. «Кто не уважает заслуги, тот сам их не имеет; кто не старается отыскать заслугу и не открывает её, тот недостоин и царствовать». Своими милостями побуждала к новым подвигам. Вот характерный пример. Когда Суворов в ходе подавления движения Костюшко взял Прагу, то послал императрице рапорт, состоявший из трёх слов: «Ура! Прага. Суворов». Она ответила: «Браво! Фельдмаршал. Екатерина», тем самым объявив о присвоении высокого воинского чина.
Императрица была незлопамятна и снисходительна к проявлениям слабости. «Живи и жить давай другим» – так сказала она как-то раз своему секретарю Г.Р. Державину. Однажды у неё спросили: «Разве Ваше Величество всеми этими людьми довольны?» Она ответила: «Не совсем, но я хвалю громко, а браню потихоньку». Вот почему мы не найдем о ней практически ни одного отрицательного отзыва от современников. Она удаляла людей, не справившихся со своими обязанностями, но делала это тактично и мягко. При Екатерине не было тех громких свержений, когда впавший в немилость терял всё, втаптывался в грязь, как, например, Меншиков, Бирон или Остерман. «Держусь правила, что злым надо делать как можно менее зла; зачем следовать примеру злых? Зачем в отношении их становиться жестоким? Это значит нарушать обязанности к самому себе и к обществу». Конечно, вышесказанное не значит, что она спокойно терпела предательство, обман или преступное бездействие, но в целом предпочитала там, где можно, обойтись без излишней жёсткости.
Екатерина II с рукописью своего Наказа. 1767 г.
Она умела прислушиваться к мнению собеседника, и разговор с ней был интересен и содержателен. Гримм отмечал: «Она всегда верно схватывала мысли своего собеседника, следовательно, никогда не придиралась к неточному или смелому выражению и, конечно, никогда не оскорблялась таковым». Екатерина была умна, но о своих интеллектуальных способностях говорила с улыбкой: «Я никогда не думала, что имею ум, способный создавать, и часто встречала людей, в которых находила без зависти гораздо более ума, нежели в себе».
Любила рисковать. В 1768 году первой в России согласилась на прививку оспы себе и сыну Павлу, которые сделал английский врач Т. Димсдейл, и потом говорила о смерти Людовика XV от этой болезни: «По-моему, стыдно королю Франции в XVIII столетии умереть от оспы, это варварство».
Всё чего достигла, она добилась непрестанным ежедневным трудом. Её день начинался в 6 часов утра и был расписан с немецкой педантичностью. «Только день, наполненный заботами, избавит от ощущения пустоты». «Я работаю, как ломовая лошадь» (письмо к Гримму, 1788 год). «Во Франции четыре министра не работают столько, сколько эта женщина, которую следует зачислить в ряды великих людей», – сказал Фридрих Великий, кстати, противник Екатерины. И всё равно ей казалось, что сделано слишком мало: «Многие утверждают, что я работаю много, а мне всегда кажется, что я мало сделала, когда я посмотрю на то, что мне остаётся сделать».