Романовы. Ошибки великой династии

11 января 1878. Торжественные похороны русского поэта Н. А. Некрасова. (Тут тоже не без истерии. Когда один писатель в траурной речи поставил Некрасова рядом с Пушкиным, толпа студентов заорала: «Выше! Выше! Некрасов выше Пушкина!»)

14 января 1878. На Батумском рейде русские катера «Чесма» и «Синоп» самодвижущими минами (торпедами) топят турецкий корабль. Первая в истории торпедная атака.

20 января 1878. Русская армия занимает Адрианополь.

24 января 1878. Революционерка Вера Засулич стреляет в Петербургского градоначальника Ф. Трепова, объявляя это местью за порку арестанта Боголюбова.

19 февраля 1878. Подписание Сан-Стефанского предварительного мирного договора России с Турцией.

13 июля 1878. Завершился Берлинский конгресс, где Россия вынуждена подписать трактат, существенно менявший (в худшую для нас сторону) условия Сан-Стефанского договора.

Как и всегда в подобных ситуациях, «уравнение мирного договора» решалось с учётом значения главных переменных: военные результаты, дипломатическое давление, внутренняя стабильность = способность страны к продолжению войны. Блестящие военные успехи (армия стоит у Стамбула), отчасти уравновешивались дипломатическим давлением Англии, Австрии, Германии, но мощным фактором, «выворачивающим руки» нашей стороне на переговорах, стало внутреннее положение России, разгул террора, вдохновлённого победой в «Деле Засулич». Вот и связь между разными «полочками»: тот выстрел Засулич был через три дня после взятия Адрианополя, достижения русской армией высшей точки за все (строго считая) 300 лет турецких войн.

Глава 5. История и истерия

Но в какой мере Соловьёв и его адепты, серебряновековые декаденты, были виновниками, а в какой только пассивными воспевателями общественного кризиса? Вопрос трудноразрешимый, по сути это – проекция более общих, «вечных» вопросов о… «соотношении субъективных и объективных причин», о «роли личности в истории», «о первичности духа или материи… курицы или яйца». Одно известно наверняка: идейно-философским источником, от которого тянулись лучи влияния вплоть до самого заурядного кабацкого декадентского концерта, скандальной акции, был философ Соловьёв. Его влияние со временем и организационно оформилось в виде «Московского религиозно-философского общества имени Вл. Соловьёва» (Бердяев, Булгаков, А. Белый, Вяч. Иванов, Е. Н. Трубецкой, Эрн, Флоренский…).

А уж общественное мнение, синтезировавшееся по формуле Желябов + Соловьёв , сформировало и новое поколение правящего класса, политиков, чиновников, точнее, их критическую массу, прорвавшую, смывшую Российскую империю. Люди этой формации, если они попадали на госслужбу, то действовали без внутренней убеждённости, без любви к государству. А если они были – в Земствах, Госдуме, в блоках и партиях, то сумели запомниться всему миру. «Отрекли» царя, поделили портфели (самое смешное, что они называли это «ответственный кабинет министров», лозунг был такой), в несколько месяцев развалили государство, сбежали и в эмиграции признались: «А мы-то думали, что нас по-прежнему должны были охранять царские жандармы».

Декадентам, Серебряному веку, «соловьёвцам» (так, кстати, называли и Блока, и он гордо носил сей титул) будет посвящена отдельная глава – «Мельхиоровый век» , а здесь уделю внимание собственно философу Владимиру Соловьёву.

Среди трудностей спора о его философии первая, на поверхности лежащая основная идея религиозной философии, София, Душа Мира, Соловьёву открылась «в мистическом видении». Вот и Википедия приводит слова Даниила Андреева, что «Соловьёв – единственный русский философ, заслуживающий этого наименования безо всякой натяжки». Да, Даниил Андреев, конечно, тайнозритель (визионер) авторитетный, у него самого есть «Роза Мира».

Соловьёвым и его клакой замешаны до консистенции клейстера философские системы, мистические откровения и… спиритические сеансы. При том, что в целом это модное поветрие, спиритизм, «столоверчение» (эдакий «Дом-2» XIX – начала XX века) уже давно изучено и помещено, как и следовало, рядом с цирковым, ярмарочным «чревовещанием» и всем прочим, однако соловьёвские «медиумические записи» публикуются, изучаются.

Возражать Соловьёву на соответствующем уровне сложно. Например, у меня, сразу признаюсь, не было каких-либо мистических контрвидений, в которых какая-нибудь дама мне сказала бы: «София Соловьёва – блеф, случайная пустая выдумка». И манипуляции с открывающимися книгами, дрожащими поворачивающимися ножницами, вертящимися столами – я видел только в кино.