Романовы. Век первый

Но при этом никто в царстве не мог превзойти его в соблюдении постов, никто не мог упрекнуть его в пренебрежении церковным благочестием или отсутствии милосердия. Алексей Михайлович начинал день с утренней молитвы, поклонения иконе того святого, чья память праздновалась в тот день, и чтения назидательных поучений из произведений столпов церкви. Разве это не лучший способ настроить себя на благочестивый лад? В душе русского православного человека такое поведение монарха может вызывать только благожелательный отклик.

За свой добродушный внешний вид и пристрастие к сельской тиши, за незлобивость и незлопамятность, за поэтический склад своего характера царь заслужил прозвище «Тишайший», но это не тот «тихоня», каковым был Федор Иоаннович, чья скромность граничила со слабоумием. Когда нужно, он умел быть и озорным, и жестким, а если того требовали государственные интересы — то и жестоким. Он мог приказать в качестве наказания искупать в холодном пруду опоздавшего на службу придворного, мог в пылу мимолетного гнева оттаскать за бороду своего тестя. Он был обязан казнить Степана Разина, но, казнивши его, счел возможным помиловать его брата и ближайшего помощника — Фрола Разина, проявившего деятельное раскаяние.

И разве можно назвать нерешительным и бездеятельным государя, последовательно воевавшего по своей инициативе с Польшей и Швецией, Крымским ханством и Турецким султанатом, с двурушными украинскими казаками и мятежниками Степана Разина? Разве можно назвать ленивым и робким царя, лично проведшего два с половиной года в военных походах? Он не достиг поставленных целей, получив меньше того, на что рассчитывал, но он получил Восточную Украину с Киевом и Смоленск, закрепил свое влияние на Войско Донское, не говоря уже о благоприобретениях на Дальнем Востоке. И главное: в отличие от Ивана Грозного, Василия Шуйского и Михаила Федоровича, Алексей Михайлович Тишайший ничего не потерял.

Как царь и великий государь он все-таки не был идеальным. Восшествие на престол в юношеском возрасте, а также мягкость характера предопределяли его зависимость от более опытных государственных мужей и его привязанность к людям, обладающим теми качествами, которые молодой монарх не наблюдал у себя. Его увлекали целеустремленные и деятельные люди, и он какое-то время следовал в фарватере их идей, не замечая корыстных или честолюбивых устремлений своих временщиков, пока какие-то события не указывали царю на опасность следования прежним курсом — опасность, угрожающую его престижу, личной власти и государственной безопасности. Жизнь, как говорится, поправляла его, хотя и не всегда вовремя.

Сначала Алексей Михайлович всецело находился под влиянием своего воспитателя боярина Бориса Морозова, проводившего вместе со своими родственниками и свойственниками городскую и налоговую реформы, причем проводили они их так, что изрядно на этом наживались. Потом силу взяли родственники царицы — Милославские, умудрившиеся запятнать себя мздоимством в период экспериментального изготовления медных денег и борьбы с фальшивомонетничеством. Во время войны с Польшей и Швецией большим авторитетом у царя стал пользоваться пропольски настроенный посольский дьяк Афанасий Ордын-Нащокин, на совести которого разрыв дипломатических отношений и война со Швецией, охлаждение во взаимоотношениях с запорожскими казаками и территориальные уступки Польше по Андрусовскому соглашению. С женитьбой царя на Наталье Нарышкиной было связано возвышение очередного фаворита — воспитателя царицы Артамона Матвеева, женатого на шотландке из немецкой слободы Авдотье Гамильтон и воспринявшего через нее, как и его воспитанница, многие иноземные обычаи. Но самой влиятельной личностью за все время царствования Алексея Михайловича, кроме самого царя был, конечно, крестьянский сын из-под Нижнего Новгорода, прошедший путь от сельского священника до Патриарха Московского и всея Руси, — Никон.

Здесь хотелось бы сделать одно замечание. Все эти фавориты не были наделены абсолютной свободой действий, все они ходили под Богом и под царем. Пока были полезны, пока их помощь и советы были созвучны с позицией и точкой зрения самого Алексея Михайловича, они оставались одесную^{12} государя, но стоило им вступить в конфликт с его мнением, стоило им завести монарха на ложный путь, как тут же их статус претерпевал серьезные изменения. Нет, их не убивали, как это бывало при Иване Грозном. В качестве меры наказания, а точнее, способа отрешения от государственных дел чаще всего применялась ссылка опального в личное имение или, в худшем случае, в монастырь.