Примеров такого рода хватило бы на целую книгу. Бедный молодой человек окончательно и непоправимо запутался в заветах «незабвенного родителя». Он уверен в том, что царь — помазанник Божий — не может ошибаться, ибо его мысли и слова подсказаны самим Богом. Когда его любимец генерал Клейгельс крупно проворовался, Николай назначает его своим генерал-адъютантом. Но когда царю указали, что такое назначение вызовет всеобщее негодование, он отвечает:
— Мне совершенно все равно, кто и что говорит. Я знаю, что делаю.
Если народ ропщет, значит, виноваты в этом революционеры. Следовательно, надо усилить меры охраны. До чего были доведены эти меры в те дни, можно узнать из официальных источников. В официальных печатных объявлениях по поводу приезда их величества в Москву читаем следующие строки:
«Домовладельцам и управляющим домами вменяется в обязанность:
а) ворота домов держать запертыми на замок с утра до приезда их величества;
б) ключ от ворот передавать старшему дворнику, занимающему место у ворот со стороны улицы;
в) в ворота пропускать исключительно живущих в домах, согласно списков живущих, каковой надлежит представить заранее в двух экземплярах, оплаченных гербовым сбором;
г) запереть на ключ в нижних этажах двери, выходящие на улицу, и окна. В верхних этажах открытие окон разрешается только под личную ответственность владельца помещения;
д) преградить доступ на чердаки и крыши, для чего чердак должен быть особой комиссией осмотрен, заперт и опечатан».
Еще более энергичные меры находим в приказах генерал-лейтенанта Уитебарга, изданных им по поводу «высочайшего следования» в Саратовскую пустынь:
«1. Все строения, жилые и холодные, как на самом пути, так и на 10 метров в обе стороны от дороги, за двое суток до приезда тщательно рассматриваются комиссией, состоящей из полицейского и жандармского офицеров, местного сельского старосты и двух понятых. Те строения, в которых нет надобности, опечатываются комиссией.
2. За сутки до приезда в каждый дом, находящийся на пути следования, помещаются два охранника.
3. Все выходящие на улицу окна или отверстия на чердаке заколачиваются.
4. При расстановке жителей на местах во время проезда все котомки относятся на несколько десятков саженей и разбираются лишь после высочайшего проезда.
5. Расходиться жители могут лишь с разрешения старшего полицейского офицера, когда последний экипаж скроется из вида. С раннего утра в день высочайшего проезда все собаки должны быть заперты и весь скот загнан».
Так вот и жили. И когда выяснилось, что царь скоро ожидается в Москве, студенты толпой пришли к профессорам с просьбой поторопить сдачу зачетов: «На днях будут высылать и в тюрьмы сажать — царь едет».
Как жили во дворце? Как совмещалась обывательская, повседневная жизнь с нормами царского быта?
Балы при дворе описываются всеми современниками одинаково: наряду с совершенно исключительной роскошью, необычайным богатством и блеском, отличавшими русский двор, отмечаются своеобразные нравы в придворной среде.
По старой традиции гости не только конкурировали в деле «осады» царского буфета, проявляли невероятный аппетит и жадность к еде, но еще и старались унести с собой как можно больше с царского стола. Был обычно такой момент в течение вечера, к которому царские буфетчики готовились заблаговременно: когда царь уходил к себе во внутренние апартаменты, гости дружно кидались на штурм буфета и царского стола. Унести с собой побольше конфет, печенья, фруктов считалось особым шиком, доказательством верноподданнических чувств.
Залы дворца после таких штурмов становились неузнаваемы: на месте изящной сервировки оставались лужи и обломки, как после Мамаева нашествия. После парадного выхода их величеств начинались танцы. Но вот описание бала прерывается неожиданно человеческой и потому трогательной ноткой. Бал в разгаре, но императрица куда-то скрылась. «Она, — рассказывает преподаватель наследника, долго живший при дворе П. Жильяр, — бежит по коридору к опасно больному маленькому сыну. Лицо ее измучено, искривлено судорогой отчаяния. Проходит несколько минут… Лакеи разносят прохладительные напитки, гремит музыка, несутся по залу танцующие пары. Императрица явилась, снова надев маску учтивости. Я заметил, что государь, продолжая разговаривать, занял место там, откуда мог наблюдать за Александрой Федоровной. Я схватил на лету отчаянный взгляд, который императрица бросила ему с порога».