Романс для вора

Как раз в это время в Москве Самоедов отчитывался перед Самсоном Эдуардовичем Бергамовым о результатах проведенного им расследования. Оно касалось причин катастрофического провала в Петербурге и его виновников. Доклад Самоедова длился около часа. Он очень волновался, часто вытирал пот с бледного лица белоснежным носовым платком.

Показанная в программе «Факт правды» пленка с откровениями Петрова вызвала скандал государственного масштаба. Завыли недобитые оппозиционные газетенки, к ним тут же подключилась иностранная пресса. Некстати подвернулась сессия Европарламента, посыпались запросы. Западные враги тут же спустили с поводка демократическую международную шваль — то да се, в России готовится возврат к тоталитаризму почище сталинского, причем на самом высоком уровне… Дошло до Кремля.

Столь тщательно законспирированная «Воля народа» оказалась засвечена — и засвечена Петровым, которого, как ни верти, порекомендовал организации именно он, Адольф Богданович Самоедов, и ему было прекрасно известно, какие оргвыводы следуют обычно в таких случаях по отношению и к гораздо менее провинившимся членам организации — сам не раз приводил их в исполнение…

Выслушав Самоедова, Бергамов долго молчал. Потом вышел из-за стола, подошел к замершему навытяжку Самоедову и посмотрел ему прямо в глаза.

— Итак, вы утверждаете, что именно некий Роман Меньшиков является главным звеном в той цепи событий, которая привела к краху нашего ленинградского филиала и вызвала столь широкий резонанс в масштабах страны и за ее пределами.

Самоедов молча кивнул.

— А вы, значит, тут ни при чем.

Самоедов замер.

Бергамов тяжело вздохнул. Страна, страна… Не на кого положиться, даже Самоедов — и тот подводит.

— Слушай, Самоедов, — сказал он веско, — даю тебе последний шанс. Что делать с Петровым и с этим поганым журналистиком — сам знаешь.

Напряженно слушающий Самоедов опять кивнул.

— Ну а что касается Меньшикова, — Бергамов не сдержался и дернул щекой, — с ним разговор будет особый. Очень особый…

Бергамов подошел к окну своего кабинета. Прямо напротив окна, на другом берегу Москвы-реки, в лучах оранжевого предзакатного солнца золотился Кремль.

— Именно так, — повторил он твердо, — очень особый разговор…