Романсеро

Был он кантором и звался

Ребе Файбиш, -- по-немецки

Файбиш значит Аполлон.

Но, ей-богу, он не идол!

Красный плащ? Конечно, знаю.

Красный плащ! Хороший бархат

По восьми флоринов локоть;

Счет пока не погашен.

И отца его отлично

Знал я: это Мозес Итчер^

Обрезатель крайней плоти.

У евреев португальских

Резал он и соверены,

Мать его -- она кузина

Зятю моему, --на Грахте

Квашеной капустой, луком

И тряпьем она торгует.

Нет им радостей от сына!

Мастер он играть на лире,

Но зато он трижды мастер

Надувать в тарок и яомбер.

И притом он вольнодумец!

Ел свинину; был уволен

С должности и ныне возит

Труппу крашеных актеров.

Представляет в балаганах

Пикелыеринга и даже

Оло(1>ерна, но известность

Заслужил царем Давидом.

Он псалмы царя Давида

П"л на древнем диалекте,

Как певал их сам Давид,

Как певали наши деды.

Он в притонах Амстердама

Девять шлюх набрал смазливых

И как девять муз их возит,

Нарядившись Аполлоном.

Есть у них одна толстуха,

Мастерица ржать и хрюкать,-

Носит лавры и за это

Прозвана зеленой хрюшкой".

МАЛЕНЬКИЙ НАРОДЕЦ

В ночном горшке, как жених расфранченный,

Он вниз по Рейну держал свой путь.

И в Роттердаме красотке смущенной

Сказал он: "Моей женою будь!

Войду с тобой, моей подружкой,

В свой замок, в брачный наш альков.

Там убраны стены свежей стружкой

И мелкой сечкой выложен кров.

На бонбоньерку жилище похоже,

Царицей ты заживешь у меня!

Скорлупка ореха -- наше ложе,

А паутина -- простыня.

Муравьиные яйца в масле коровьем

С червячковым гарниром мы будем есть;

А потом моя матушка -- дай бог ей здоровья

Мне пышек оставит штучек шесть.

Есть сальце, шкварок пара горсток,

Головка репы в огороде моем,

Есть и вина непочатый наперсток...

Мы будем счастливы вдвоем!"

Вот вышло сватанье на диво!

Невеста ахала: "Не быть бы греху!"

Смертельно было ей тоскливо...

И все же -- прыг в горшок к жениху.

Крещеные это люди, мыши ль

Мои герои? --сказать не берусь.

Я в Беверланде об этом слышал

Лет тридцать назад, коль не ошибусь.

ДВА РЫЦАРЯ

Сволочинский и Помойский -

Кто средь шляхты им чета? -

Бились храбро за свободу

Против русского кнута.

Храбро бились и в Париже

Обрели и кров и снедь;

Столь же сладко для отчизны

Уцелеть, как умереть.

Как Патрокл с своим Ахиллом,

Как с Давидом Ионафан,

Оба вечно целовались,

Бормоча "кохаи, кохан".

Жили в дружбе; не желали

Никогда друг другу зла,

Хоть у них обоих в жилах

Кровь шляхетская текла.

Слившись душами всецело,

Спали на одной постели;

Часто взапуски чесались-:

Те же вши обоих ели.

В том же кабаке питались,

Но боялся каждый, чтобы

Счет другим оплачен не был,-

Так. и не платили оба.

И белье одна и та же

Генриетта им стирает;

В месяц раз придет с улыбкой

И белье их забирает.

Да, у каждого сорочек

Пара целая была,

Хоть у них обоих в жилах

Кровь шляхетская текла.

Вот сидят они сегодня

И глядят в камин горящий;

За окном -- потемки, вьюга,

Стук пролеток дребезжащий.

Кубком пунша пребольшим

(Не разбавленным водицей,

Не подслащенным) они

Уж успели подкрепиться.

И взгрустнулось им обоим,

Потускнел их бравый вид.

И растроганно сквозь слезы

Сволочинский говорит:

"Ничего бы здесь, в Париже,

Но тоскую я все больше

По шлафроку и по шубе,

Что, увы, остались в Польше".

И в ответ ему Помойский:

"Друг мой, шляхтич ты примерный;

К милой родине и к шубе

Ты горишь любовью верной.

Еще Польска не згинела;

Все рожают жены наши,

Тем же заняты и девы:

Можем ждать героев краше,

Чем великий Ян Собеский,

Чем Шельмовский и Уминский,

Шантажевич, Попрошайский

И преславный пан Ослинский".

ЗОЛОТОЙ ТЕЛЕЦ

Скрипки, цитры, бубнов лязги!

Дщери Иаковлевы в пляске

Вкруг златого истукана,

Вкруг тельца ликуют. Срам!

Трам-трам-трам!..

Клики, хохот, звон тимпана.

И хитоны как блудницы,

Подоткнув до поясницы,

С быстротою урагана

Пляшут девы - нет конца -

Вкруг тельца."...

Клики, хохот, звон тимпана.

Аарон, сам жрец, верховный,

Пляской увлечен греховной:

Несмотря на важность сана,

В ризах даже,-- в пляс пошел,

Как козел...

Клики, хохот,' звон тимпана.

ЦАРЬ ДАВИД

Угасает мирно царь,

Ибо знает: впредь, как встарь,

Самовластье на престоле

Будет чернь держать в неволе.

Раб, как лошадь или бык,

К вечной упряжи привык,

И сломает шею мигом

Не смирившийся под игом.

Соломону царь Давид,

Умирая, говорит:

"Кстати, вспомни, для начала,

Иоава, генерала.,

Этот храбрый генерал

Много лет мне докучал,

Но, ни разу злого гада

Не пощупал я, как надо.

Ты, мой милый сын, умен,

Веришь в бога и силен,

И свое святое право

Уничтожить Иоава".

КОРОЛЬ РИЧАРД

Сквозь чащу леса вперед и вперед

Спешит одинокий рыцарь.

Он в рог трубит, он песни поет,

Душа его веселится.

О твердый панцирь его не раз

Ломалось копье иноверца.

Но панциря тверже душа, как алмаз,

У Ричарда Львиное Сердце.

"Добро пожаловать! -- шепчут листы

Своим языком зеленым.-

Мы рады, король, что в Англии ты,

Что вырвался ты из полона".

Король вспоминает свою тюрьму

И шпорит коня вороного.

На вольном воздухе славно ему,

Он будто родился слова.

АЗР

Каждый день, зари прекрасней,

Дочь султана проходила

В час вечерний у фонтана,

Где, белея, струи плещут.

Каждый день стоял невольник

В час вечерний у фонтана,

Где, белея, струи плещут.

Был он с каждым днем бледнее.

И однажды дочь султана

На непольника взглянула:

"Назови свое мне имя,

И откуда будешь родом?"

И ответшг он: "Зовусь я

Магометом. Йемен край мой.